В плену Тайной недоброжелательности

Говорят, для участия в «Пиковой даме» в Чебоксары приезжали 80 человек. Случай невероятный. Причем, актеров, занятых в нем, больше 20. Да каких! Сплошь народные и заслуженные России. Людмила Максакова, Евгений Князев, Юлия Рутберг, Елена Сотникова, Марина Есипенко...
«Пиковая дама» — это тот спектакль, когда тебя ошарашивает в первую же минуту, а потом два с лишним часа сидишь, удивленно пяля глаза. Уже ничего не видя и не слыша, кроме действия на сцене. Если Чехов Гинкаса вкупе с Бариновым, Ясуловичем и Нестеровой в «Скрипке» потрясли психологизмом, то вахтанговцы, не снижая ни на йоту содержательную нагрузку, поразили и феерическим действием, и зрелищностью. Сложная бутафория, крутящаяся сцена, живое музыкальное оформление — все это создает потрясающий эффект. Спектакль просто гипнотизирует.
До чего же хороша Максакова в образе Графини. Всю роль актриса разыграла как цепь трюков, мгновенных перевоплощений. В начале спектакля она грациозна, как фарфоровая статуэтка — далекий отблеск молодой графини. И вдруг уже совсем другая — сварливая, капризная старуха. А в конце — Графиня-призрак, уже совсем другой образ, сатанический. И речь ее, с французским прононсом, грассирующая, жеманная, с надменным изломом... Кажется, именно так, только так и должна говорить пушкинская героиня. Ну гений, гений Максакова. А потом ловишь себя на мысли: а каков Князев в роли Германна? Сколько психологизма, скрытого, но доходящего до зрителя надрыва в его мятущейся душе... А как прекрасна в своей наивности, чистоте и игривости Лиза — Марина Есипенко... И думаешь: нет, гениален здесь режиссер — Петр Фоменко. А спустя еще какое время осознаешь: что гений-то прежде всего Пушкин. Ведь ни одно слово автора постановщик не выбросил, только вложил все в уста самих героев. Они говорят и за себя, и о себе, и об окружающих. 
Удивителен персонаж Тайной недоброжелательности в исполнении Юлии Рутберг. У Пушкина об этом лишь в эпиграфе: «Пиковая дама означает недоброжелательность». И более ничего. То есть, роль Рутберг извлечена из самой сути повествования. Затянутая в трико, тонкая и пластичная, Тайная недоброжелательность маячит за спиной Германна, скользит по покоям Графини, порой сливаясь с ней. Она иронична и ребячлива, кажется, знает все наперед, она реальна и эфемерна. Она сама мистическая сущность спектакля. И в то же время в ней заключен пушкинский дух, пушкинская интрига и его восхищение поступками героев.