Иван Поповски: «Разгадать „Кармен“ невозможно»

Иван Поповски, ученик Петра Фоменко, очевидное предпочтение отдает музыкальному театру, выпуская премьеру за премьерой. Едва оправившись от загадочной «Кармен» в Центре оперного пения Галины Вишневской, он возвращается в театр музыки и поэзии Елены Камбуровой. Здесь он будет ставить «Времена года» на музыку Пьяццолы, Вивальди, Чайковского. Этот спектакль завершит трилогию, начатую немецкими «Грезами» и продолженную французским «Абсентом». Елена ГУБАЙДУЛЛИНА поздравила режиссера с премьерой и попыталась проникнуть в творческую кухню.

 — Иван, в опере «Кармен» много тайн┘

 — Умом такую музыку написать вряд ли возможно. Наверное, эта гениальная опера все-таки была сначала «услышана», а потом записана. И разгадать ее до конца невозможно. Думаю, эти тайны были тайнами даже для Жоржа Бизе. Я пытался проникнуть в музыку, в ее настроение, метафизику. Удалось или нет — другой вопрос.

 — Что было самым загадочным?

 — Загадочного много, но труднее всего найти простые ответы на простые вопросы. Например, почему тореодор приходит в кабачок Лилас-Пастьи ночью, после боя, и рассказывает испанцам про корриду, про то, как происходит бой быков?

 — Страшный эпизод. Может, Эскамильо — посланец дьявола?

 — Я всегда стараюсь избегать однозначных трактовок. Пусть каждый зритель сам для себя решает и думает, и придумывает свою историю. Для Бизе очень важно шикарное появление четвертого персонажа любовной интриги. Для меня и для артистов это недостаточный мотив. Я искал внутренние мотивировки, хотя для оперы земные мотивировки опасны. Самая большая задача театра — оставить музыку парить над поверхностью, бороться с земным притяжением. Порой происходит наоборот — театр материализует музыку, а она — эфемерная материя. Я пытался найти связь музыки с тем, что не поддается объяснению. Я против навязывания публике режиссерских концепций. Наверное, очень радостно придумывать, как осовременить классическую вещь. Одно местечко ложится под оригинальный замысел, а все остальное подтягивается. Режиссер счастлив. Но, как правило, на этом все и заканчивается. Спектакль «разжевывается», подается на блюдечке. Думаю, театр должен оставлять воздух для мыслей и чувств зрителя и будоражить подсознательное.

 — В самой Кармен обязательно должно быть что-то демоническое┘

 — Сначала я тоже хотел за это зацепиться, вытащить на первый план колдунью, ведьму, чертовщину, но потом человеческая история стала мне интереснее. Чем больше чувств возникает между героями, тем дальше уходит колдовское начало. Я не хотел педалировать мистические темы, хотя в музыке они есть.

 — В вашей версии Хозе убивает Кармен еще до начала действия, на музыку увертюры вы поставили пластическую картину о гибельной страсти героев. Почему начали спектакль с конца?

 — В музыке я услышал трагедию. Мне было важно показать в начале то, что будет развиваться дальше в мыслях Хозе. Первая сцена спектакля — это не пролог, а финал оперы, перенесенный в начало. Все дальнейшее разворачивается во взбудораженном сознании Хозе уже после убийства. Мне кажется, что это я не выдумал, а услышал в музыке. И удар ножом порождает всю последующую историю. 

 — Оксана Корниевская — Кармен держится на сцене свободно. А исполнитель партии Хозе Олег Долгов кажется скованным.

 — Оксана — более опытная актриса, спектакль ставился на нее. Олег в первый раз спел оперу на зрителе. Индивидуальность Олега отчасти помогла созданию образа Хозе. Этот герой необычен. Немного замкнутый, странный, не от мира сего. Поэтому Кармен и «запала» на него. Вокруг Кармен — множество «мачо», которых она игнорирует. А тут — обыкновенный солдат… Заключительная сцена оперы до последнего момента не давала покоя. По-моему, не может быть, чтобы Кармен всерьез увлеклась Эскамильо. Музыка Бизе не дает возможности заглянуть глубже в душу тореодора, она очень яркая, но подлинной чувственности в ней нет. Возможно, этот герой нужен для того, чтобы Кармен отпустила от себя Хозе. Она прогоняет его, а на самом деле все ее существо плачет. Трагедия в том, что она любит безумно именно Хозе и не может быть с ним вместе. Если играть заключительную сцену так, как она написана, получается обычный любовный треугольник, и нет повода для сочувствия и сопереживания обоим героям. Драма Кармен сложнее. Она не смогла бы стать одним из самых известных женских образов мировой литературы, если бы она была пустой и просто «свободной» женщиной. В ней есть и огонь, и сдержанность, и хрупкость, и загадка. Думаю, несмотря на то, что она все время говорит о свободе, в глубине души мечтает быть «несвободной». Но для нее это невозможно. Поэтому она и погибает.

 — Такие сложные задачи перед оперными артистами ставите┘

 — Надеюсь, что и после премьеры будем продолжать работу. Как говорит Петр Наумович Фоменко: «Есть программа полета, а теперь нужен полет». Сложилась форма спектакля, появились его образы, но все это необходимо «наполнить». В Центре оперного пения есть возможность «довыращивать» спектакли. Мы все учимся, и я тоже. Мне очень нравится работа с Галиной Павловной Вишневской, восхищает ее отношение к профессии, к опере, к музыке. Ее подсказки артистам к раскрытию роли на основе музыкальных нюансов бесценны. Вначале меня все пугали, что у Галины Павловны трудный характер, что режиссерам тяжело с ней работать. Рад, что не могу подтвердить эти мнения. Она не дает прямых советов, но может подтолкнуть на то или иное решение своими вопросами, предложениями. Я уверен, Вишневская никогда не допустит в спектакле того, что ее не устроит. Она очень прямая, справедливая.

 — Иван, а вас лично опера «Кармен» как-то изменила?

 — Кто его знает? Наверное, подобные изменения происходят на подсознательном уровне. Если так долго каждый день жить с этой прекрасной музыкой, то не измениться просто невозможно.