Честно заработанная шестипенсия

«Сон в летнюю ночь» приснился публике в такое время, когда, казалось бы, ничто не располагает к радостной театральной игре, – и произвел эффект кислородной подушки для задыхающихся. Для самого театра, пережившего смерть своего лидера, для обретения почвы под ногами спектакль стал возвращением на круги своя, но на новом витке развития. Иван Поповски «сшил» спектакль как будто по старинному лекалу, заставив вспомнить и про психологические кружева, и про легкое дыхание, и про победительное лицедейство, но на дефиле театральных премьер его работа выглядит просто сногсшибательно.
Иван Поповски наследует не только своему учителю Петру Фоменко. В цирковом буйстве его «Сна» нельзя не узнать приметы знаменитого спектакля Питера Брука, который требовал от актеров на репетициях полного раскрепощения, которое затем было обуздано с помощью цирковых трюков. Здесь «шумит» афинский лес из длинных полос ткани. И две запутавшиеся в своих чувствах пары влюбленных бегут в этот лес на зов жизни, сбрасывая на ходу котурны приличий и устоев и пускаясь в полет своих чувств на струящихся «деревьях». Вместе с ними бредут в лес угрюмые бывалые мужики – афинские ремесленники, чтобы срепетировать «прежалостную комедию», выслужиться перед герцогом и заработать себе «шестипенсию», – и в уморительной самоцензуре этих простолюдинов таится горькая ирония на ситуацию, в которую попал весь наш театр, вынужденный задумываться, чьи чувства могут быть им оскорблены. Здесь скачет упругим мячиком вкусный текст нового для российского театра перевода Осии Сороки и льется из­под колосников «музыка сфер» в исполнении музыкантов в многометровых кринолинах.
Несколько поколений фоменок, от основоположников до новобранцев этого сезона, встречаются в этой работе, точно передавая из рук в руки тайны ремесла. Особенно бросается в глаза эстетическое родство Карэна Бадалова (Тезей и Оберон) и Амбарцума Кабаняна (Устроитель празднеств и Робин). Точно внимательный учитель, Оберон наблюдает за тем, как творит волшебство его лучший ученик, и подправляет по мере надобности. Наблюдает, что характерно, в театральный бинокль, ведь весь мир – театр, ну а афинскому лесу сам Бог велел.