«Двадцать третий»: чёрный обелиск «Мастерской Фоменко»

«Мастерская Петра Фоменко» замахнулась на Эриха Марию Ремарка, представив на суд зрителей глобальный, трёх с половиной часовой спектакль «Двадцать третий» по роману «Чёрный обелиск». Постановщика Евгения Каменьковича вполне можно понять — события в книге происходят ровно 100 лет назад, и весьма соблазнительно попробовать провести параллели между былым и настоящим. Другой вопрос — стоило ли это вообще делать (ну, в смысле, параллели проводить… хотя кто знает, чего задумывал Каменькович, рождая своё детище).

Действие романа развивается между двумя войнами — завершившейся и ещё не начавшейся. Раны первой страна ещё не залечила, но дыхание второй уже ощущается над Германией (ах да, всё происходит именно там). Период безвременья, ужасающей инфляции (курс меняется столь быстро, что уследить за ним невозможно, а деньги измеряют в килограммах), невнятного будущего — и отрицания прошлого.

Слушайте, это же чистой воды наши девяностые! Да, предпосылки происходящего были абсолютно иными, но в целом, напиши кто на щитах, закрывающих сцену перед началом действа, не «1923», а «1993», никаких вопросов бы не возникло.

Но на нынешние-то дни — хоть в общемировом масштабе, хоть в рамках некоей конкретной территории — сюжет не накладывается (пусть ряд рецензентов и стремится это всеми силами провернуть). Разнообразные аллюзии на нечто близкое и знакомое могут возникнуть исключительно при большом желании привязать «Чёрный обелиск» к нашей общей реальности. Впрочем, почему нет? Для кого-то в результате этих умственных упражнений постановка обретёт второе дно и дополнительную ценность. А я просто закрываю для читателей данной статьи один из самых важных вопросов: ваша покорная слуга настаивает, что «Двадцать третий» ценен сам по себе, а не как некий «исторический урок». (Я вообще не собиралась затрагивать данную тему, но пришлось: первое, о чём у меня интересуются аж с самой премьеры, это как соотносится постановка с настоящим временем. Моё мнение вы уже поняли.)

Но давайте уже перейдём к самому спектаклю. Ремарк — писатель сложный. Его «описательность», размеренность, погружённость в героев, их состояния и мысли при отсутствии ярких событий и сломов сюжета (верней, при их сравнительно небольшом количестве на огромный объём текста) делают перенос романов (и «Чёрного обелиска» в том числе) на театральную сцену задачей со звёздочкой. Вот кино по Эриху Марии снимать — идеально. А как всё это для подмостков трансформировать — чтобы и авторский текст не обеднел, и замыслы сохранились, и зрители со скуки не уснули?

Евгений Каменькович доверил инсценировку Юрию Буторину и Владимиру Топцову — между прочим, артистам театра и исполнителям в «Двадцать третьем» ролей Людвига (от лица которого и ведётся повествование) и владельца погребальной конторы Кроля. Пусть я не люблю Ремарка (абсолютно не мой писатель, случается), но внимательно изучила роман после посещения «Мастерской Фоменко». И так скажу: невероятно приятно, когда к авторскому тексту (да не абы какому!) относятся с такой любовью и осторожностью, столь тщательно трактуют его — не боясь, что важно, видоизменить детали в соответствии со своим замыслом и требованиями сцены, но сохранив атмосферу и сверхидею.

Спектакль получился… созерцательный. Неспешный, текучий — «ремарковский». Но при этом — наполненный. Потому смотрите сразу: если вы, как и я, обожаете подобное, обязательно приходите к «фоменкам». А вот коли вам необходим драйв, ежесекундный движняк, куча событий и эмоций на разрыв — есть подозрение, что «Двадцать третий» — не ваша постановка.

Каменькович — режиссёр, который показывает жизнь. Да, чуть утрированную, местами — гиперболизированную, кое-где — омузыкаленную, но вполне достоверную жизнь. Конечно, театральную: простроенную на жестах и телодвижениях (и как это красиво делает Каменькович!), расслабляющую и развлекающую зрителей танцами и шпагатами. А всё равно — почти настоящую.

Декорации минималистичны (да-да, моя отдельная слабость; а художник-постановщик — Александр Боровский). Три ряда щитов-задников. Чёрный — погребальная контора Кроля (где работают со смертью, но жаждут жизни). Красный — ночной клуб «Красная мельница» (он же — «Мулен Руж»), место, где можно отвлечься от существования и погрузиться пусть в воображаемое, но счастье. И жёлтый — лечебница для душевнобольных (в смысле, «жёлтый дом»). Уголок, в котором остаёшься максимально нормальным в рамках творящегося в стране сумасшествия. 

А когда все эти три ряда щитов поднимаются вверх, один над другим, вырисовывается он — флаг Германии. Красиво!.. И глубоко.

И костюмы персонажей выдержаны в этих же цветах: сотрудники конторы Кроля (равно как и их соседи и поставщик) носят чёрное. В «Красной мельнице» наряжаются в радостно-алое — так сильно контрастирующее с истинным бытом героев. А на «третьей линии» и пациенты, и врач, и даже местный священник облачены в солнечно-жёлтое (художник по костюмам — Мария Боровская). Три цвета-мира вполне ударно пересекаются — оно и понятно, в любой момент по своей ли воле или по чужой ты можешь оказаться в любом из них (а Ризенфельд невероятно трогательно пытается преподнести поразившей его сердце Лизе букеты всех цветов декораций, включая чёрный). И всё это снова очень красиво!

Художник по свету Дамир Исмагилов закрепляет эффект, создавая отдельный слой восприятия спектакля. Тут тот самый случай, когда световой дизайн имеет свой собственный, громкий голос, а не просто сопровождает происходящее.

И, конечно же, артисты. Можно было бы многословно порассуждать обо всех, ибо актёрские работы, честное слово, безукоризненны. Но тогда я бы не завершила эту статью и до Нового года, потому буду кратка.

Надо понимать, что в «Двадцать третьем» весьма вольное отношение к возрастам героем и артистов. Кроль (чудесный Владимир Топцов) — оказывается, почти ровесник своему брату (прекрасный Дмитрий Захаров) и сослуживцам. Дамы-проститутки (шикарные Александра Кесельман и Екатерина Смирнова) куда старше, нежели их младые товарищи (и всё те же сослуживцы). Внешне — никогда не подумаешь. Но театр позволяет подобные условности, а при соответствующей органичности артистов (вот как здесь, например) ты спокойно принимаешь правила игры.

Невероятны все. Доктор и пастор в психушке (Олег Любимов и Степан Пьянков) настолько точны и детальны, что, не совру, сразу же становятся фаворитами публики. А ещё больший любимец зала — Виталий Метлин (пациент «жёлтого дома»), средоточие трагичности в комичной оболочке. Почти эпизодическая роль Ксении Кутеповой (Лиза) похожа на бенефис артистки. А Александр Моровов (жаждущий плотской любви гробовщик Альфред) — отдельное шоу в нашей германской истории. 

Удивителен Олег Нирян (Ризенфельд), абсолютно очарователен Вениамин Краснянский (Вилли). А троица главных героев — Людвиг, Герда и Изабелла-Женевьева (Юрий Буторин, Полина Айрапетова и Дарья Коныжева), как по мне, идеально вписываются в мир, созданный Ремарком, и выстраивают действие единственно правильным образом.

Собственно, все те, кого упоминают в программке, заслуживают громогласных аплодисментов. Они переносят нас в тот странный и страшный год, делая всё происходящее абсолютно достоверным.

…и над всем происходящим вырастает циклопических размеров чёрный обелиск — эдакий памятник на могиле то ли прошлого, то ли настоящего, то ли будущего… Но, в итоге, приобретаемый отнюдь не для того человека, который мог бы пригрезиться в самых смелых прожектах.

«Двадцать третий» — спектакль о том, что реальность перемалывает даже самые смелые мечты. Но также и о том, что нужно стремиться к свету, даже если жизнь, казалось бы, выводит тебя на перекрёсток всего трёх дорог: чёрной (к смерти), красной (к продаже самого себя) или жёлтой (ну, это понятно). Авось, и отыщешь четвёртую — нужную именно тебе. И вот здесь как раз (в моём представлении) и кроется актуальность постановки.

Как по мне, именно так и нужно ставить Ремарка. В «Двадцать третьем» я вижу всё, что вложил в роман писатель. Ну а иначе — зачем и браться за это дело, правда?

Источник: Musecube