Вкусно и точка

На старой сцене Мастерской Петра Фоменко ломится от яств длинный стол. Картинно разбросаны крупные красные яблоки, аккуратным завитком свешивается с тарелки лимонная кожура, блестят изящные ножи и вилки, дробится свет в стекле бокалов и кувшинов. Среди всего этого брейгелевского великолепия, одно перечисление прелестей которого у человека увлекающегося займет не одну страницу, возникает несколько фигур — мужчины и женщины в костюмах, стилизованных под французское восемнадцатое столетие. Вернее — под спелую его зрелость, под закат эпохи, под начинающийся распад галантного века — от первой публикации романа Лакло до начала великой буржуазной революции — всего семь лет.

Но пока в мире героев спектакля царит беззаботность, не сказать безалаберность. У них нет профессий, нет обязанностей. Кроме личной жизни им нечем заняться, и они обжираются ею до тошноты. Им, сладострастникам, постоянно хочется чувственных удовольствий, поэтому на протяжении всех трех с половиной часов они что-то кусают, пьют, сосут, глотают. И угощают друг друга — и угощаются друг другом — под способствующую пищеварению музыку К. Монтеверди, Д. Б. Перголези и Г. Перселла.

Письма, составляющие роман, разбиты на более мелкие фрагменты, что создает ощущение живого диалога. Находясь на одной сцене, герои то обращаются друг к другу, то друг друга не замечают — но всегда видят в зеркале, подвешенном над столом, себя. Это игнорирование других — причуда, самовлюбленность, подчеркнутая невнимательность? Не разобрать. Так же, как сложно понять, что на самом деле чувствует каждый — все актеры виртуозно поддерживают двусмысленность.

Юная, свежая, невинная Сесиль де Воланж (в исполнении красавицы-инженю Дарьи Коныжевой) одновременно жаждет любви и страшится ее. Воспитанная в монастыре, она совсем наивна и сексуально не образована, чем и пользуется опытный обольститель виконт де Вальмон (страстный Томас Моцкус). Одной рукой он учит ее постельным премудростям, другой — пытается ухватить скромницу де Турвель (тонкая златокудрая Серафима Огарева, идеальная принцесса Греза). Когда одна из рук освобождается, он пишет откровенные исповеди давней подружке, маркизе де Мертей (обаятельная Полина Кутепова со взором, затянутым грустью). Она, в свою очередь, обиженная тем, что обменивается с виконтом словами, а не поцелуями, приближает к себе молодого шевалье Дансени (Рифат Аляутдинов), ждущего милостей от Сесиль. Круг замкнулся. Все друг друга знают. Но никто не понимает, что же именно происходит.  Сцены секса в спектакле решены чувственно, но не пошло. Герои передают друг другу фрукты, пылко их вкушая, брызгая соком. А когда виконту удается соблазнить Сесиль, приходит маркиза со столовыми приборами и «поедает» девушку, будто бы отрезая от нее ножичком кусочек за кусочком, разделяя трапезу с мужчиной. Отношение к людям как к продуктам: свежая, перченая, экзотическая, протухшая (это, например, мать Сесиль, сыгранная той же Коныжевой — но уже не инженю, а комической старухой). Их можно томить под соусом ожиданий, варить в кипятке безразличия, жарить на раскаленной сковороде страсти.

Еда здесь, однако, не только символ разврата. Богобоязненная де Турвель постится, выдавливает сок из огурца и сельдерея, чтобы заменить бокал вина возлюбленному. Путь к сердцу мужчины… Она еще не признается себе, что влюблена, но ее диетическая забота уже выдает секрет зрителю.

А вот виконт и маркиза — обжоры, чревоугодники. Они знают толк в наслаждениях, но удовольствия от них уже приелись, им приходится все время искать более изысканные приправы для своих отношений. Им уже не насытиться простыми романами, изменами и треугольниками, они переходят к сложным блюдам и сами не замечают, что получившееся перестало быть съедобным. Лакло и вслед за ним Перегудов рассказывают о судьбе маркизы, чтобы стало понятно, как она дошла до жизни такой. Но, честно говоря, это совершенно ничего не меняет: она давно проела совесть, и откусила больше, чем смогла проглотить. Она, по сути, сводит в могилу единственного человека, с которым была счастлива, и этим вызывает язвы печали у всех остальных героев.

Вопрос о счастье задается на протяжении всего спектакля, и к нему крепко привязан вопрос о любви. Любит ли кто-то кого-то? Хотя бы одну минуту?

Хочется верить, что да. Что были мгновения настоящей, не эгоистической, а полной и милосердной любви между Сесиль и Дансени, между Турвель и виконтом, и даже между виконтом и маркизой. Такой любви, которая стоит всех связей.

Вот Турвель откладывает в сторону яблоки, которые ей протягивает Вальмон, отводит его руку с виноградом, отстраняется от бокала воды — она гладит пальцами его щеку, касается его губ, тянется к его сердцу — не прикрытому больше никакими овощами. Нет никакой игры, никакого прикрытия. Он пугается своей оголенности под ее нежным взглядом, но поддается — это же любовь?

Или еще: маркиза в ревности швыряет на пол подносы со столовыми приборами. Они звенят, она кричит, дверь хлопает. Сдерживаемая корсетом лицемерия, она вырывается из себя отчаянным воплем боли — это же тоже любовь?

Или еще: робкая Сесиль отказывает Дансени в поцелуе. Она хочет его поцеловать, но слишком боится — и внушенной священником кары божьей и себя самое. Сделать что-то не так, задеть его чувства, доставить ему неудовольствие — и это же любовь?

В спектакле Егора Перегудова нет ни морализаторства, ни рецептов правильного поведения в отношениях. Нет в нем выводов и ответов. Есть только грустная история, повторяемая веками: о поиске счастья за чужой счет. Невольно думаешь, что если бы они все ходили к психотерапевту… Но, впрочем, разве сейчас не случается тех же самых ситуаций? Конечно, вряд ли кто падает в обморок, неожиданно встретив возлюбленного, но от неразделенности чувств по-прежнему кончают с собой, переезжают, тонут в депрессиях, ожесточаются сердцем. Зеркало над столом поворачивается вертикально, показывая — в какой уж раз… — зрителям самих себя. И герои вглядываются, выбирая новую жертву, нового обольстителя и новую любовь. Новая перемена блюд. Кушать подано!

Приятного аппетита….

Источник: Петербургский театральный журнал