Обелиск на продажу

Евгений Каменькович, который часто шалунью-пьесу гонит, потому что его к суровой прозе клонит («Доктор Живаго», «Венерин волос», «Улисс» и другие важнейшие «кирпичи» русской и мировой литературы), поставил спектакль «Двадцать третий» по роману Ремарка «Черный обелиск» (авторы инсценировки Юрий Буторин и Владимир Топцов). Время действия — 1923 год — подарило ему возможность для множества рифм, при которых, как говорится, все совпадения и аллюзии случайны. Хотите — считывайте их, а хотите — просто смотрите историю про обитателей маленького вымышленного городка Верденбрюка, где во время Второй мировой войны уцелели только два дома — родильный и сумасшедший. И оба стали быстро наполняться обитателями. Впрочем, нас, находящихся на новом витке исторической спирали, так и тянет всматриваться в бездну прошлого, догадываться, куда вывезет логика исторического развития, и мучительно думать о том, как бы избежать этой логики.

Красивое сочетание цветов, романтика смыслов: aus der Schwarze der Knechtschaft durch blutige Schlachten ans goldene Licht der Freiheit («из черноты рабства через кровавые битвы к золотому свету свободы»). Панели этих цветов — основа декорации Александра Боровского. В спектакле, однако, цвета обозначают совсем не восхождение к свободе.

Черный — цвет не столько прошлого рабства, сколько смерти; к ее соседству привыкли, на ней даже пытаются зарабатывать на жизнь главные герои, сотрудники похоронной конторы «Кроль и сыновья»: Кроль (Владимир Топцов) и его младший брат Генрих (Дмитрий Захаров), прячущий за велосипедным шлемом шрамы на лице; Людвиг (Юрий Буторин), лирический герой Ремарка, и юный гробовщик Альфред (Александр Моровов), изнывающий по женщинам так безнадежно и страстно, что в сценическом выражении его страсть превращается то в оперное пение, то в балетные па.

Красный — цвет не столько крови, сколько жизни: торопливой, жадной до развлечений, танцев, выпивки, быстрых связей, игры на бирже, благо скачки курса немецкой марки дарят жителям такой же ежедневный адреналин, как скачки на ипподроме. Иллюзию полноты жизни пытается воссоздать заведение «Красная мельница», в котором находят отдохновение бывшие однополчане, заработок — постаревшие проститутки, и которое «берут в работу» — как рассадник вредных мыслей и разврата — будущие штурмовики и идеологи зарождающегося национал-социализма. Граница между цветом смерти и цветом жизни проходит порой прямо через семью. Такова бездетная семья мясника Вацека (Тагир Рахимов) и его жены Лизы (Ксения Кутепова): он тоже зарабатывает на смерти — режет лошадей по ночам, пахнет смертью, презирает одеколон (примут за педераста) и бешено ревнует жену; она всегда одна, хоть кажется всем доступной в своих вызывающих платьях всех оттенков красного, слегка пьяна и вечно влюблена в постаревшего Кроля.

И, наконец, желтый вместо золотого — цвет души и разума (а они больны), цвет «желтого дома», где Людвиг находит и любовь сумасшедшей девушки Женевьевы-Изабеллы (Дарья Коныжева) с раздвоенным сознанием, и пищу для ума в беседах с пастором (Степан Пьянков) и доктором (Олег Любимов), и тень искусства (по выходным играет на органе). Но реальная Женевьева выздоравливает, а вымышленная Изабелла исчезает вместе с любовью к неведомому Рудольфу, которым Людвиг соглашался побыть рядом с ней. Ему самому выпадает счастливый билет уехать в Берлин и стать корреспондентом газеты — счастливый билет в мире, летящем в пропасть новой войны, в которой погибнут почти все обитатели Верденбрюка. Людвиг кажется родным братом более известного героя Ремарка, Роберта Локампа из «Трех товарищей».

Собственно, весь спектакль — это сценки короткой передышки между двумя войнами, которые пришлись на одно поколение. Слишком старательно упакованные режиссером в яркую театральную форму, где злодеи смешны, а герои обаятельны, женщины обворожительны даже в смирительных рубашках (а уж в красных-то платьях), а мужчины беспечно смелы и остроумны. Где все немного расслаблены в своем послевоенном выдохе и все никак не соберутся, чтобы сделать предвоенный вдох — почувствовать опасность зарождения новой бойни в разговорах об ущемленной гордости и былом величии нации. Пикировки немцев образца 1923-го из спектакля Евгения Каменьковича о причинах и следствиях бедственного положения страны очень похожи на внутренние разборки наших соотечественников, хотя, чего уж там, выглядят гораздо более миролюбиво. «Двадцать третий» заходит издалека, обаятельно увещевает не повторять исторических ошибок, разнообразно развлекает, старательно избегает мрачных интонаций и вовсе не стремится выглядеть опасным бунтарем — и все-таки вносит каплю озона в душную атмосферу за окном. Уже немалая причина, чтобы сказать театру спасибо.

Источник: «Петербургский театральный журнал. Блог»