«Чайка» в Мастерской Петра Фоменко: все это уже было. И пускай!

Теперь для того, чтобы удивить зрителя, в современном театре, кажется, автору спектакля нужны не «новые формы», а нечто максимально классическое. Не пытаться удивить, а следовать за автором, текстом, не придумывать ничего нового и не привносить ничего своего, да и вообще, оставить Чехова в покое. Казалось бы, с таким настроем должна получиться исключительная нафталинная тямоготина, но то, что сделал Кирилл Пирогов с чеховской «Чайкой» на сцене Мастерской Петра Фоменко, совсем не походит на скучный спектакль.

Удивительно: с потолка не льется вода, не летят камни или стекло, да и костюмы, в общем-то, вполне чеховские. Максимум Нина Заречная (Мария Большова) пронесется в декадентском полете над сценой, да и все. Может, это и нужно зрителю, уставшему от агрессивной режиссуры, эпатажа и новаторства. Здесь же новаторством становится все то, о чем на протяжении нескольких лет, а то и десятков лет, старались забыть и просто выдавить из театра.

Ведь такой театр казался невыносимо скучным. И «Чайка» Пирогова слишком традиционна даже для этого театра. Но что-то неуловимо прекрасное есть в этой постановке. Кажется, что все артисты понимают, о чем они говорят. Это, может быть, набившее оскомину чеховское «внутреннее действие», недомолвки, недосказанности, жесты — и спектакль движется так, как движется сама жизнь, сцены плавно перетекают одна в другую, темп спектакля ровный, как по метроному.

Актеры играют так, как должны играть, и возможно, как уже и играли, но как сказал в одном из интервью Евгений Цыганов, цитируя основателя театра Петра Наумовича Фоменко: «Все это было, только нас здесь не было». Сам же Цыганов настолько слит со своим персонажем, настолько органичен, что кажется, сначала был Цыганов, а потом Тригорин. 

Такая же блистательная Галина Тюнина в роли Аркадиной, как будто бы рожденная для этой роли, абсолютно органична и искренна. Властная, жесткая, и абсолютно естественно (и даже не раздражающе!) самовлюбленная, она делает больно сыну не специально, а играючи, словно бы не замечая этого.

На месте в спектакле декадентская Маша (Серафима Огарева) — в черном, в шляпке по моде 20-х годов — вся с головы до ног — страдание. Но складывается впечатление, что страдание ее несколько надуманное, нужное самой себе, и ее любовь к Косте Треплеву — ее вынужденный выбор, от которого теперь уже она не сможет отказаться. Треплев же в исполнении Рифата Аляутдинова, еще даже не выпускника ГИТИСа, даже спустя два года, во втором действии, остается инфантильным и ранимым непризнанным автором. Взять на эту роль еще студента — верное решение Пирогова, и вообще, грамотное распределение типажей становится самым очевидным плюсом спектакля, и делает фоменковскую «Чайку» максимально актерской и режиссерски-сдержанной.

Ведь в самом деле, ничего не переиначено, не искажено, все движется в этом мире, как в игре в лото — размеренно, спокойно, и в то же время, по-настоящему рушатся судьбы. Последняя сцена полна спокойствия, и — увы, равнодушия. Это тот мир, где все несчастны, но ничего не могут с этим поделать.

Источник: Musecube