Сестры Фоменко

Перед стартующей «Золотой маской» стало очевидным, что среди спектаклей большой формы нет ничего лучше фоменковских «Трех сестер»

В преддверии фестиваля «Золотая маска» заинтересованные лица принимаются гадать на кофейной гуще. Рассматривают списки номинантов, обсуждают членов жюри и выдают прогнозы. Спектаклей большой формы в этом году набралось негусто. От Москвы всего два — лидер всех критических опросов мхатовский «Лес» Кирилла Серебренникова (рецензии сплошь все восторженные) и «Три сестры» Петра Фоменко, встреченные рецензентами весьма прохладно. Питерский моноспектакль Алисы Фрейндлих «Оскар и Розовая дама» на главную премию в принципе не тянет, зато приз за женскую роль явно получит. Провинциальные спектакли, судя по всему, особой конкуренции не составят, словом, вроде бы все понятно — никуда нам от этого «Леса» не деться. Но вот сходила я тут еще раз на «Три сестры», так уж случилось, и все, знаете ли, перевернулось с ног на голову.
По второму разу об идущих спектаклях критики практически никогда не высказываются. Вынесли вердикт и мнения уже не меняют, да вроде и оснований нет. Театр, конечно, дело живое, неустойчивое, сегодня прошло хуже, завтра — лучше, но внимательный человек, профессией владеющий, суть все равно видит, в замысел проникает, хоть и торопится своим суждением поделиться. Работа у него, критика, такая, не может он ждать, пока там что-то дозреет и устоится (в большинстве случаев ничего и не дозревает, поскольку ничто не посеяно). За это (и за многое другое) критиков страшно не любят театральные деятели. Недавно по телевизору с большим интересом посмотрела передачу, где два человека, режиссурой увлекшиеся, с упоением обсуждали эту проблему. Один из них, только что критикой дружно обруганный, снисходительно улыбаясь, утверждал, что говорить тут не о чем, всем им (рецензентам злобным) нужен психиатр (в точности по Высоцкому: «ну сумасшедший, что возьмешь»), спектакли Любимова когда-то тоже ругали, а потом они вошли в историю театра. Надо думать, режиссер имел в виду, что и его спектакль тоже туда попадет, несмотря на происки врагов. И вот это уже серьезно.
Говорю именно что об истории, а не о чьих-то смешных потугах на славу и долгую память. Специалисты хорошо знают, что такое реконструкция спектакля, давно ушедшего, но в истории театра зацепившегося. А это — увы и ах - чтение рецензий. И все потому, что рукописи у нас и в самом деле не горят, а театральное зрелище — вещь эфемерная, растворяется во времени без остатка. Вернее, с остатком в виде наших текстов. И тут, как хотите, граждане, так и понимайте, ибо человек, рецензию когда-то писавший, о точности исторического документа не думал, ответственности перед будущим не ощущал, ему повседневности хватало по горло, не успевал поворачиваться. Критик, он ведь тоже человек и может: а) ошибаться, б) обольщаться и обманываться, в) быть пристрастным, г) оперировать штампами (в точности как и те, кого за это журим), д) быть не в форме и неудачно формулировать. Ну и так далее. А теперь представьте, через какие-нибудь сто лет захочет историк театра или просто любитель узнать, например, как один из лучших режиссеров второй половины XX - начала XXI века Петр Фоменко Чехова поставил, как с «Тремя сестрами» справился. Кликнет он мышкой, и наши статьи на него посыплются, и моя среди них, а в большинстве из них черным по белому написано: Фоменко, ясное дело, большой мастер, но Чехов — не его автор, не понял он его, не сумел воплотить. Как хотите, это несправедливо.
Помните, как одна из сестер у Чехова начинает свою исповедь: «Мне хочется каяться, милые сестры». Вот и тут такой же случай — хочется каяться. Случай досель небывалый — и критики, похоже, никогда не каялись, и спектакль так не менялся. Петр Наумович Фоменко тоже ведь, наверное, к критикам свой счет имеет, как без него, но в пререкания тогда не вступил, защищаться не стал, он продолжал работать над спектаклем. Результат поразительный. «Три сестры» в его постановке (премьера прошлого сезона) не просто окрепли и стали на ноги, теперь это один из лучших, а на мой вкус — попросту лучший чеховский спектакль последних десятилетий. Фоменко знал, чего хочет добиться, и дотошно стремился к цели, перед собой и актерами поставленной, а мы не заметили цель и проглядели дорожки, к ней проложенные. Почти все написали, что в «Трех сестрах» «Мастерской» есть много чудных деталей, не собирающихся в общую картину. То есть, говоря попросту, не вполне понятно, про что поставлено. Еще писали, что в этом спектакле нет подлинного драматизма, а все потому, что Чехов Фоменко чужд. Вот Лев Толстой — его писатель, а Чехов нет.
Какой это, в сущности, штамп, даже вспоминать стыдно. Просто непривычный всем Чехов у Фоменко в итоге получился — молодой, без поэтических красивостей, не ноющий, будто от зубной боли, руки в страдании не заламывающий. У нас ведь за годы сложился определенный чеховский канон, которому почти все так или иначе стараются следовать: жизнь беспощадна, сестры страдают, чем больше страдают, тем очевиднее драматизм. У Фоменко (и честное слово, у Чехова точно так же, если внимательно текст прочесть, отринув воспоминания о невероятном количестве просмотренных спектаклей) драматизм неявный, его спектакль — мужественный, но ничуть не слезливый, почти веселый. В спектакле «Мастерской» финальные слова трех сестер о том, что надо жить, несмотря ни на что, едва ли не впервые прозвучали так нормально, естественно и органично, как, надо думать, автор и замышлял. Это ведь потом, без всякого его согласия, слова эти превратили в чистую музыку и поэзию, начисто оторванную от всякой реальности, а Фоменко, Чехова, как утверждалось, не понимающий, вернул нас к первоисточнику. Три молоденькие женщины (Ксения Кутепова, Полина Кутепова, Галина Тюнина) страстно, до дрожи хотят жить и быть счастливыми, а им предстоит узнать, что жизнь и счастье далеко не всегда одно и то же. Девочки сопротивляются изо всех сил, цепляются за игры и смех, за глупую, никчемную работу, за чью-то шершавую шинель — символ надежности или — еще смешнее — за детские леденцы, как всегда, спрятанные в кармане Чебутыкина (очень сильно сыгранного Юрием Степановым), и разве не драматично их трезвое, взрослое осознание, что радость скоротечна, мечты чаще всего несбыточны, а страдания неизбывны? Вот, собственно говоря, о чем поставлен спектакль, теперь это стало очевидным.
В «Трех сестрах» Фоменко, как редко кто из режиссеров, рискнул отринуть наработанные приемы, не раз приносившие успех, а критики не рискнули. Из одной рецензии в другую переходило все то же - кружева, легкая пробежка, прелестное женское кокетство, и тут же следовало строгое: а где же смысл? Выяснилось, что смысл как раз есть, а кружев и кокетства не очень-то и сыщешь. «Три сестры» — спектакль повзрослевшей, зрелой «Мастерской», впрочем, ни от чего в своем прошлом не отказавшейся. И как хотите, но у него нет настоящих конкурентов. Никогда не пыталась выступать в роли Кассандры, в принципе невозможно предсказать, в какую сторону жюри «Золотой маски» поведет, они ведь тоже — всего лишь люди. Но тут уж больно очевидный случай. Или, точнее, казус — так, знаете ли, весомее звучит.