Новую пьесу Оли Мухиной о психбольнице поставили в «Мастерской Петра Фоменко»

В «Мастерской Петра Фоменко» Евгений Каменькович поставил поэтическую мистерию в двух сериях. Так определен жанр новой пьесы Оли Мухиной «4 дня в 25 кадре», написанной специально для этого театра, где ее любят и понимают.

Оля Мухина для кого-то, как Кира Муратова для Александра Розенбаума. Однажды он увидел на «Кинотавре» ее фильм и публично высказался на тему «хорошо бы ей полечиться». Он же в прошлом врач. Все обомлели. Только мудрая Муратова не дрогнула, ответила, что с удовольствием полежала бы в дорогой клинике и набралась здоровья. Фантазия увела ее в неведомый и дивный мир. 

Оля Мухина в далекие и прекрасные времена, когда ее «Таню-Таню» поставили в 1996-м в «Мастерской Петра Фоменко», тоже получила порцию резких оценок. И теперь кто-то считает ее новую пьесу безумной, забывая о том, что все мы живем в абсурдном мире в той или иной степени безумцы.

Первое, что видит зритель, пришедший на «4 дня в 25 кадре», — табличка «Зябликово» с изображением птицы. Звучит как Бибирево в «Тане-Тане». А там у Мухиной был большой сад, где каждый день хорошая погода, птицы поют. Женщины там танцуют и смеются, а некто Охлобыстин, не известный всем Иван, любит их всей душой.

Зябликово оказалось элитной психбольницей. Сценограф Евгения Шутина «высадила» в центре сцены клумбу с пышными и мертвыми цветами, напомнившую образцовый крематорий новейших времен с редкими растениями, криками птиц для умиротворения провожающих усопшего в последний путь.

Зрители попадают на «волшебную гору», в приют израненных душ, живущих в воображаемой субстанции, как романе Томаса Манна. Пациенты в основном молоды и возвышенны, занимаются йогой, арт-терапией, ловят рыбу в клумбах, собирают в них грибы.

Сумасшедший красавец, как указано в программке, носящий имя и отчасти образ советского артиста Бориса Бабочкина, — весьма неглупый и романтично настроенный молодой человек. Его играет Борис Яновский, обративший на себя внимание еще в недавних спектаклях ГИТИСа мастерской Каменьковича и Крымова. Родители отправили своего отпрыска, как всем известного кинематографического холопа, на перевоспитание в клинику в надежде излечить зависимость от гаджетов.

Маму Бабочкина зовут Таня (Серафима Огарева). Опять Таня-Таня. Она носит шляпку из прозрачных крыльев и повторяет фразу: «Все меня хотят». Такое у нее навязчивое состояние, как и какого-нибудь пациента психбольницы. Ее сын Борис тоже произнесет эти слова применительно к себе. Он одержим девушкой по имени Ирина, некой идеальной женщиной, практически блоковской незнакомкой.

Отец Бориса (Амбацрум Кабанян) — красавец-нарцисс с впечатляющей фамилией Подлецов. У этой семейной четы повышенный эротизм. Супруги охвачены перманентной негой. У Подлецова на наших глазах вспыхнет роман с его бывшей возлюбленной, экзальтированной барышней (Елизавета Бойко), продающей мороженое. Она тоже Таня. Кем может быть сын бабочки и нарцисса? Только снежинкой, как принято называть некоторых представителей поколения двадцатилетних. 

Есть здесь Ольга Леопардовна в леопардовом костюме, почти Книппер-Чехова и «простая русская баба с непростой кредитной историей» в одном лице. Галину Кашковскую не узнать, но в программке написано, что она. Леопардовая дама отвечает за кибербезопасность. Есть среди пациенток чемпионка по гимнастике Ада (Роза Шмуклер), одна из трех сестер, в которых все мы заблудились, если оперировать фразой Оли Мухиной. Есть мастер спорта по гребле Рая (Мария Геращенко). Разные женщины в кокошниках, русские красавицы в поисках мужчин. 

Следит за порядком охранник Магомед Магомедович (Игорь Войнаровский) с кавказским акцентом. На пациента он тоже тянет. В какой-то момент начинаешь сомневаться, на какой он стороне — среди больных или надзирающих. По авансцене периодически проезжает на скорости некто в горизонтальном положении. Оказывается, это крокодил. 

Экран, данный нам, как увеличительное стекло, ничего не прибавляет, только мешает, и воспринимается как насмешка над сонмом спектаклей, эксплуатирующих один прием. В новой пьесе Оли Мухиной нет прежней легкости бытия, в ней другой обертон. Да и прежние поклонницы ее таланта давно стали мифическими женщинами за сорок. В «Тане-Тане» есть незабываемая фраза: «Кто впустил в дом женщин за сорок». Они сами вошли и смотрят на мир другими глазами.

Источник: «Московский комсомолец»