Лишние люди

Давно замечено, что спрос на тех или иных авторов прямо пропорционален их созвучию переживаемому моменту. Так перестройка вернула в афиши комедии Островского, придав актуальность его бедным невестам, бешеным деньгам, долгам чести, внезапно разбогатевшим нуворишам. Но верно и обратное. Часто театры выбирают авторов вопреки духу дня сегодняшнего. Тургеневские герои с их чувствами, нежными, как цветы, с их маниакальной сосредоточенностью на малейших изменениях душевной жизни настолько несвоевременны, что понятна тяга театров показать эти выпавшие из жизни типы. Практически одновременно в Маяковке показали «Месяц в деревне», а в «Мастерской П. Фоменко» обратились к «Вешним водам».

Название спектаклю фоменок «Русский человек на rendez-vous» дала статья Чернышевского, посвященная нескольким рассказам и романам Тургенева, прежде всего «Асе» («Вешние воды» в разбор не входили, поскольку были написаны много лет спустя). К счастью, в своей постановке новые стажеры «Мастерской» (недавние выпускники курса Дмитрия Крымова — Евгения Каменьковича) не приняли за основу точку зрения знаменитого критика, считавшего героев Тургенева воплощением душевной дряблости. «Ну, Николай Гаврилович, вы, конечно, змея, да, слава Богу, змея простая, а вот Добролюбов — змея очковая», — грустно шутил Тургенев, пока две «змеи», объединившись, успешно выживали его из «Современника».

В спектакле «Мастерской» и мятущийся герой Тургенева, и роковое для него лето 1840 года увидены глазами сочувственными и понимающими. Любовная интонация рассказа, чуть окрашенная иронией, точно найденная дистанция с автором и зрительным залом — все эти фирменные «умения» актеров-фоменок предъявлены в спектакле. Как предъявлены умения музыкальные (герои то и дело выпевают душу в песне) и лингвистические (герои легко уснащают речь немецким, итальянским, украинской мовой). Правы те, кто констатирует — «это просто старые фоменки», и неправы те, кто разочарованно пожимает плечами. Умение плести сценические кружева- умение редкое (чтобы не сказать, уникальное), и прекрасно, что оно передается от старших к младшим. Как передается умение быть на сцене легким, заразительным, сохранять между собой и ролью легкое отстояние, ничейную территорию. Сохранять по отношению к своему герою самочувствие 3-го лица: «В шестом часу вечера, усталый, с запыленными ногами, Санин очутился в одной из самых незначительных улиц Франкфурта. Эту улицу он долго потом забыть не мог». Федор Малышев (Санин) выпевают фразы вступления легкой скороговоркой, чуть поднимая плечи, точно приглашая изумиться такой впечатлительности своего героя.

Актеры играют почти своих ровесников. Санину — 22 года, Джемме — 17, Марье Николаевне Полозовой — 26. Но исполнители ищут не то, что сближает их с героями Тургенева, но то, что разделяет. Кажется, камертоном постановки стали слова Полозовой о Санине: «Да ведь это прелесть! Это чудо! Я уже полагала, что таких молодых людей, как вы, на свете больше не встречается». Молодых людей, способных жить одной любовью, ради нее мгновенно отказываться от всех других планов и целей, и во времена Тургенева считали редкостью, а нынче они и совсем повывелись.

Может, поэтому так увлеченно молодые актеры воссоздают все нюансы давней истории. Как вспыхнуло сердце Санина при взгляде на Джемму (Серафима Огарева), и как вдруг захотелось болтать и петь. И не успел оглянуться —в два дня уже жених и готов продать свое единственное имение и навеки поселиться рядом с кондитерской во Франкфурте. И как так же стремительно, в два дня, падает жертвой искусного кокетства, — и не только расстается с обожаемой невестой, но всю жизнь кидает к ногам женщины с удивительным телом, пылким характером и певучей московской речью.

Екатерина Смирнова играет Марью Полозову с таким брио, что жар от чувственных проделок дочери откупщика доходит до самого последнего ряда зрительного зала. Смена интонаций, быстрые движения, огонь в каждой жилочке, как у застоявшейся лошади, — все это передано легко, смело и грациозно. А неожиданные низкие ноты голоса, пропетая музыкальная фраза вдруг напомнят о роковой любви самого автора — обольстительной Полине Виардо («Я чувствую на голове добрую тяжесть Вашей любимой руки и так счастлив сознанием, что Вам принадлежу, что мог бы уничтожиться в непрестанном поклонении», — строки из письма Тургенева главной женщине его жизни).

Впрочем, фактом автобиографичности «Вешних вод» театр вовсе не увлекается. Спектакль вообще свободен от любых концептуальных перегрузок. Однако стремительный и радостный этот спектакль заставляет размышлять о вещах совсем не радостных: об оскудении жизни, из которой ушли вот такие Дмитрии Санины и Марьи Полозковы. О том, что «лишние люди» (определение, данное самим автором) оказались такими незаменимыми. О том, что оказывается «тургеневские юноши» понятие столь же реальное, как и тургеневские девушки. Ну, наконец, и о том, что выдержать экзамен на “rendez-vous” куда сложнее, чем на любом поединке или дебатах.