Король Лир как раб на галерах

Лир весь в белом. Он тянет белое покрывало с телом дочери, как дети на старинной картине Перова «Тройка». Измученное лицо, глаза полны безумия. А голос – еле слышимый, срывающийся крик. Печальный груз… Так заканчивается «Король Лир», премьеру которого сыграли в «Мастерской Петра Фоменко», и нет сомнения, что постановка Евгения Каменьковича станет событием в театральной Москве.

В «Короле Лире» 2019 много чего нет. Нет роскошных декораций, мощного театрального света, хотя черная коробка сцены на зависть многим набита световой аппаратурой. Видео и экрана тоже нет. И даже генератор дыма, который так бы пришелся, например, к сцене бури с попавшим в нее королем-изгнанником, увы, отдыхает. Про спецэффекты можно не вспоминать. Похоже, Каменькович отказался от всех достижений технического прогресса и поместил своего Лира, трех дочек его, мужей двух из них, верных и неверных подданных на белоснежную фурку, которая в свою очередь состоит из трех самостоятельных частей, строго движущихся по рельсам из глубины на авансцену и обратно.

Фурка на вид легкая, потому что состоит из реек с просветами. Художником Александром Боровским из всего подъемно-опускного хозяйства используется лишь одна штанкета: на ней около 40 черных нарезанных полосок – вот и вся декорация, которая напоминает нам о спектаклях самодеятельности с ее скромными финансовыми и техническими возможностями. Такая вот черная матовая занавесочка висит и колышется, а из нее высовывается голова в красной шапочке – единственное яркое пятно в монохроме трагедии Шекспира.

Да и свет, выставленный большим мастером – Дамиром Исмагиловым, – образец лаконичности: одна конструкция с софитами заливает сцену мертвенным светом, другая включается сбоку. Такое архиаскетичное оформление шекспировской пьесы на фоне безмерных сценических технологий современного театра смотрится революционным вызовом, провокацией: не в космическое будущее, а, кажется, в прошлое ручных ремесел отправляет зрителей режиссер ХХI века. «Но из ничего ничего не бывает», – как не раз скажут шекспировские герои.

Он предпочел площадной театр с его открытостью, минималистским набором выразительных средств, злодеями без рефлексий, но с конкретными намерениями и… смешной наивностью. Как этот бастард Эдмунд, что сообщает почтенной публике о своем коварном замысле – оговорить, завладеть, править. Единственное, что исключил из такого театра Каменькович, так это нарочитую игру, лапидарные краски, делающие что комедию, что трагедию «жирными». Площадную форму худрук «Мастерской Петра Фоменко» соединяет со школой психологического театра, и такой экспириенс удается ему на все сто, производит ошеломляющий эффект.

Евгений Каменькович вывел своих актеров, чтобы показать, какими они стали за эти годы, – может быть, лучшими в столице. На первом плане – актерская игра, и только она, в обрамлении тонкой работы режиссера. В роли Лира – Карэн Бадалов – узколиц, с восточным разрезом глаз, худой, в белых одеждах. Слепой в своей деспотичности, за что и несет страшную расплату. К этой расплате своего коронованного героя он не ведет: точно в рапиде тот летит с вершины безраздельной власти к полному безумию, без ускорения и очевидных эмоциональных перепадов-переходов, и оттого страшному. «Мою дурочку уже повесили?» – равнодушно интересует он. Страшно до озноба, когда в финале король впряжется в белое полотно и под резким углом, кренясь к сцене, напрягая жилы, потянет свой страшный груз, с которым ему безумствовать до конца дней своих. Один, без тройки.

Три дочери, три красивые девочки в белых красивых платьях, а потом белых галифе: две рыжие – Гонерилья (Полина Кутепова), Регана (Серафима Огарева) и младшенькая Корделия, блондинка (Дарья Коныжева). Три сестры, три разных характера, сыгранных на полутонах. Тут солирует Кутепова, но ее «первая скрипка» не выбивается из трио: как актриса с большим опытом, она задает тон в женском составе площадного театра. Ее младшая сестра – вчерашняя студентка (ученица лучшего театрального педагога Олега Кудряшова) простодушна, но «мудра душой».

Изумительный шут – Александр Мичков. Молодой, в красной шапочке и с красной полосой по всему позвоночнику своего серого мешковатого комбинезона. Он, как верный пес, покусывающий своего хозяина, но вовремя увертывающийся от его тычков. Непозволительно резок, не льстив, но предан и любит своего короля, совсем потерявшего голову от власти.

Сегодня относительно российской власти образ Лира в финале кажется как никогда актуальным: весь опутанный веревками, он тянет белую фурку со всеми ее персонажами. Ну прямо как раб на галерах, за все ответственный. И весьма жесткий перевод Осии Сороки только усиливает эту актуальность – природа власти, природа человека, несмотря на весь умопомрачительный прогресс, – до ужаса неизменна.

Здесь много открытий фоменковских актеров: Юрий Титов (Эдгар – младший Глостер), Андрей Михалев (Эдмунд, побочный сын Глостера), Амбарцум Кабанян (Освальд, дворецкий), Василий Фирсов (герцог Корнуолл), Алексей Колбуков (герцог Олбани). И, конечно, тут особая роль у небольшого состава музыкантов, что выступает в роли очень точных эмоциональных ремарок к трагическим событиям.

Источник: «Московский комсомолец»