«Доктор Живаго» вышел на подмостки

Евгений Каменькович поставил спектакль по роману, который в силу своих художественных особенностей трудно поддается инсценировке, и определил жанр, перефразировав слова из дневника главного героя: «Игра в людей» по мотивам одноименного романа Бориса Пастернака в 3 частях, состоящая из прозы, стихов и всякой всячины, внушенная сознанием, что половина людей перестала быть собой и неизвестно что разыгрывает“. Режиссер бережно отнесся к тексту и сохранил философию писателя. Некоторые эпизоды, переданные от третьего лица, раскрываются за счет добавленных диалогов, а стихи Юрия Андреевича звучат с первых минут, подсвечивая вневременное значение тех или иных событий в его жизни. Недаром главная смысловая деталь постановки – повисшая в воздухе поэтическая тетрадь.

Спектакль идет на практически пустой сцене, а место действия обозначается штрихами. Пролог связывает две симультанные сцены. В темноте волхвы спешат поклониться младенцу Христу. Они читают „Рождественскую звезду“, перекрикивая метель, и встречают похоронное шествие. Суть конфликта заключается в столкновении жизни и смерти, которая стала здесь отдельным действующим лицом: когда героям приходит время умирать, она появляется в облике высокой седовласой женщины и забирает их за черный занавес. Среди людей, поющих „Вечную память“, плетется растерянный мальчик Юра Живаго, в полузабытьи повторяя: „Ма-ама“. Ему и предстоит работа „по последовательной разгадке смерти и ее будущему преодолению“.

Самое трудное для актеров – раскрыть характеры, потому что в романе они почти не прорисованы, но тем не менее некоторые контуры прослеживаются весьма отчетливо. Иван Вакуленко в роли Юрия Живаго – стопроцентное попадание в образ. Безвольный и мечтательный, словно не от мира сего, доктор наблюдает за тем, как другие перекраивают земной шар. Его забирают на Первую мировую войну, затем он вместе с семьей бежит из голодной Москвы на Урал, где вскоре попадает в партизанский отряд. Игра Вакуленко усиливает пастернаковскую параллель между Живаго и Христом, актер наделяет героя смирением и легкой отрешенностью.

За пять часов зритель видит почти четыре десятка персонажей. Хочется отметить Карэна Бадалова в образе адвоката Комаровского и Юрия Титова, исполняющего Павла Антипова, а также всех актеров, которые играют по нескольку ролей: Рифата Аляутдинова, Александра Моровова, Вениамина Краснянского, Никиту Тюнина, Ивана Верховых, Владимира Свирского, Полину Кутепову и особенно – Дарью Коныжеву и юную Варвару Египцеву. С интерпретацией главных женских образов можно поспорить. Лара в исполнении дебютантки Ольги Бодровой получилась по-мальчишески развязной. Да, за этой напускной развязностью виден глубокий надрыв, но Пастернак задумывал свою героиню как воплощение чистой женственности, об этом говорит и доктор. В ее отношении к Юрию не чувствуется нежности и заботы, будто она стесняется быть ранимой, хрупкой и поэтому намеренно говорит громким низковатым голосом, показывая свою независимость. Игра актрисы по-своему убедительна, но кажется, что ее Ларе недостает душевной тонкости. Трактовка образа Тони, предложенная Екатериной Смирновой, тоже неоднозначна. Чрезмерная эмоциональность не подходит девушке, воспитанной в доме московского интеллигента. Однако и подобное прочтение имеет право быть – возможно, Тоня просто осталась такой же непосредственной, как в гимназические годы.

Несколько раз Смерть пытается увести доктора туда, где только клубится дым и сияет яркий потусторонний свет. Сбегая из партизанского отряда Ливерия, Юрий Андреевич бредит от усталости и голода. В этот момент он произносит слова распятого Иисуса: „Господи, зачем ты меня оставил?“ В постановке нет героини по имени Сима Тунцева, потому что список действующих лиц не может быть настолько широким, как у Пастернака, однако в романе ей принадлежат очень важные слова о том, почему накануне Пасхи упоминают Марию Магдалину: „Я не знаю причины, но напоминание о том, что такое есть жизнь, так своевременно в миг прощания с нею и в преддверии ее возвращения“. Эту мысль режиссер выразил языком сцены. Один из самых пронзительных моментов – возвращение доктора из небытия. Изможденный после болезни, он ложится на колени Ларе, своей любимой, и медленно приходит в сознание. Визуальное сходство со снятым с креста Иисусом подчеркнуто тем, что Живаго одет в одну набедренную повязку. Вдвоем они сидят на ковре, скромном свадебном подарке Ларисы Федоровны, – это символ тихой семейной жизни, о которой она так мечтала и которой никогда больше не увидит. Как показательно, что приехавший в Варыкино Комаровский завалится на него спать.

Масштабное художественное высказывание Евгения Каменьковича завершается тем, что Смерть не может вырвать из рук брата Юрия тетрадь стихов и забрать ее в небытие, ведь „талант – в высшем широчайшем понятии есть дар жизни“. Поэзия подарила доктору Живаго бессмертие. 

Источник: „Независимая газета“