Значение усов в драме А. Н. Островского

Битых два часа, до самого антракта, я все не мог сообразить, чего же тут не хватает. Не в смысле комфорта (хотя усадить публику можно было бы и вольготнее, сделав побольше расстояние между рядами), а на сцене, где все так добросовестно и ладно.
Уместен задник с фотопроекцией среднерусского городка (правда, ближе к финалу пейзажи вдруг сменяются теневым театром). Не без изящества выстроен мост — не пристань, а скорее перрон (сценография Владимира Максимова). Костюмы радуют хорошим кроем (художник — Мария Данилова). Актерская игра — степенностью и четкостью. Если что и скрипит, то разве сапоги неприлично трезвого актеришки Робинзона (Владимир Топцов), остальное как маслом смазано. Цыгане и те культурные, Мандельштама поют, никаких киргуду.

Илья Любимов, играющий Паратова, имеет несколько богемный вид, зато выбрит гладко.

А ведь что помнит благодарный зритель из телетрансляций к/ф «Жестокий романс»? Усы Михалкова-Паратова. Все разгульное, ухарское, прельстительное и дурновкусное было в тех усах. Смешно сказать, но в спектакле Петра Фоменко недостает пошлости.

Не то чтобы без нее «Бесприданницу» теперь нельзя представить, но при такой щепетильности, какую проявляют в Мастерской, с конфликтом выходит недосол. Все действующие лица настолько интеллигентны, что непонятно, в чем, собственно, проблема бесприданницы Ларисы Огудаловой (Полина Агуреева): она вращается в хорошем светском обществе, окружена всеобщим поклонением, чего же боле?

Замуж? Да бросьте. На сцене не Островский, а почти Серебряный век, тут не о благопристойности надо думать, пора бы за права женщин побороться. Наталья Курдюбова, играющая вдову средних лет Хариту Игнатьевну, хоть и пытается временами дать Малый театр, явно только что вынырнула из роли ибсеновской Гедды Габлер: манеры изысканные, папироска на отлете. Сама Лариса попроще матери, но видно, что тоже вкусила свободы нравов, наследственность налицо — если томная Курдюбова отсылает к новой драме позапрошлого века, то порывистая Агуреева играет в искренность новой драмы сегодняшней, с ее любовью-эйфорией.

Эйфории и свободы нравов не понимает только Карандышев — глупый Ларисин жених, отставший от эпохи человек в футляре. Лучшая роль в спектакле сыграна, разумеется, на сопротивлении растиражированному образу: в новом российском кино все девочки влюбляются в Евгения Цыганова, а тут вот, надо же - нет. Цыганову бы Паратова играть, а он Карандышев. И это правильно: когда Лариса отъезжает с господами хорошими за Волгу, в этом самодовольном клерке обнаруживается брутальность: бродит по сцене пьяный, вот-вот декорацию сломает.

Ба! Да у него и усы есть!