«Пугачёв»

«Сумасшедшая, бешеная кровавая муть! Что ты? Смерть? Иль исцеленье калекам? Проведите, проведите меня к нему, Я хочу видеть этого человека» (из монолога Хлопуши)

Драматическая поэма 1921 года Сергея Есенина, не поставленная самим Всеволодом Мейерхольдом, но обретшая долгую славу и жизнь в Московском театре драмы и комедии на Таганке, вновь зазвучала и зазвенела колокольчиками благодаря Московскому театру «Мастерская П. Н. Фоменко» и режиссеру Федору Малышеву. Снова звучит вопрос: кто такой Емельян Иванович Пугачев, бродяга, дикарь и оборванец, волею случая и яицких казаков ставший во главе бунта или человек, вышедший из земли русской и услышавший, как ему казалось, ее призыв о помощи?

На сцене Воронежского государственного театра оперы и балета в рамках Платоновского фестиваля искусств — спектакль «ПУГАЧЁВ» Мастерская Фоменко

В чем суть и природа разгула народной русской стихии, тех противоречий, что издавна скрыты в ее натуре. Что за безудержное стремление к воле, «желанию жить и звенеть в человечьем саду», к справедливости, самоотверженности, самопожертвованию и столь же ужасающая мрачная страсть и мощь народного гнева, анархии, что таит в себе самоё семена погибели? «Сила эта сообщится всем и произведет чудо: потрясутся и те, которые не потрясались никогда от звуков поэзии».

Эти слова из переписки Н. В. Гоголя как нельзя лучше характеризуют особенность стиля есенинской поэмы. Ее звучность, даже «крикливость», нервность, напряженность, явные признаки имажинизма, которым был увлечен в то время поэт, ярко выраженную эмоциональность, цельность и самоценность словесных образов в дерзких метафорах (первоисточник обязательно рекомендую к прочтению, это невероятно захватывающе), отражающих неразрывную связь народного духа и бескрайних одухотворенных сил природы.

Именно поэтому в спектакле ты постоянно чувствуешь пульсацию ритма. И в самих строках из поэмы, и в настойчивом барабанном бое, в старинных народных напевах, частушках, звуках старинных инструментов (колёсной лиры и гудка-прообраза скрипки), причудливо переплетенных с современными произведениями А. Башлачева («Некому березу заломати»), Е. Летова, А. Тарковского и других. Пульсация даже в звуковых знаках препинания. Музыкальное оформление и сопровождение – Рафкат Бадретдинов. Смена поэтической и музыкальной частей на самом деле необходима зрителю, поскольку погружаясь в есенинские строки, ощущаешь гипнотическое оцепенение, бесконечную безысходность и темноту. Это совсем не тот романтичный юноша, что писал о «белой березе под окном».

Ритм чувствуется в пластике и движении причем не только артистов, но самих декораций, по невидимому звучному приказу то сужающихся в некое подобие клетки, тюрьмы, то вдруг раздвигающихся, превращающихся в тяжелую и высокую стену, что никак не поддается участникам бунта и давит на них своими размерами, словно ноша, которую им не вынести. Сценография Евгении Шутовой скорее символична, давая простор для воображения зрителю. Помимо реечных конструкций, напоминающих некие строительные леса, явно привлекает внимание прялка в кроваво-красном свете, будто забытая на сцене мойрами, бесстрастно творящая историю и полотно жизни героев. Да и являются ли они хозяевами своих судеб или кто-то свыше уже все рассудил за них? Алые нити не дают ответа и лишь безмолвно уходят ввысь, в темноту.

Настроение спектакля с первых произнесенных строк задается каликой (Владимир Топцов), рассказывающим сказку из пушкинской «Капитанской дочки» об орле и вороне, смысл которой помогает лучше раскрыть характер Пугачева. Он выбирает недолгий и кровавый, но яркий путь к свободе в борьбе за справедливое, как ему кажется, будущее. Но не скрывается ли под личиной орла воронье, алчущее вкусить не жизни, но смерти? Вот и у Владимира Свирского его персонаж получился противоречивым, громким, взрывающимся, страстным, бунтарски-экспрессивным, увлекающим своей дикой и как будто бы языческой удалью народные массы, но где-то подсознательно догадываешься, что подобное буйство эмоциональных красок свойственно человеку, который мучается от предчувствия своей скорой смерти. Есть ли при этом в нем уверенность в правильности выбранного пути или это отчаянное «вперед, потому что нет дороги назад»? Эта мрачная догадка о гибельности в грядущем поддерживается еще одним персонажем — призраком-слухом Петра III (Томас Моцкус), что в самом начале «одалживает» Емельяну Ивановичу свой камзол цвета киновари, заставляя того произнести пророческие слова:
«Знайте, в мертвое имя влезть –
То же, что в гроб смердящий»

Он преследует Пугачева и его соратников на протяжении всего повествования, напоминает своими усмешками, тревожным звуком колокольчиков, прикосновениями к прялке, что судьба их решена. И сколь говоряще, не произнося при этом ни слова, в конце постановки презрительно и брезгливо держит почивший император свое же одеяние, снятое с плененного самозванца, будто оно по-настоящему пропитано кровью и смертью. Как тут не вспомнить, что тяжела шапка Мономаха, не каждому дано осилить крест сей.

Конечно, немало внимания было привлечено к Хлопуше в исполнении Тагира Рахимова. В театре на Таганке эта роль исполнялась Владимиром Высоцким, но актер Мастерской Петра Фоменко решил увидеть своего персонажа в ином прочтении, подчеркнув фразу «тяжелее, чем камни, я нес свою душу», усилив трагизм прошлого своего героя, прошедшего нелегкий путь жизненных испытаний, каторжанина, убийцы, фальшивомонетчика, и тем не менее человека, ищущего правды и готового отдать жизнь во имя идеи народного справедливого гнева.

Очень интересны женские роли в данной постановке. То вереница из девушек в красных сарафанах, словно струйки крови во время битвы, протекают сквозь идущий бой, то, одетые в белые ангельские одеяния, разоружают погибших и уводят их с собой, в мир иной, завораживает это действо и зачаровывает.

В итоге сотканный весь из двойственных ощущений, сплетений разных авторов и времен (как тут опять не вспомнить Башлачева)
Если забредет кто нездешний —
Поразится живности бедной,
Нашей редкой силе сердешной
Да дури нашей злой-заповедной.
спектакль оставляет зрителя в звенящей и тяжелой тишине раздумий, мучительного осмысления прозвучавших есенинских строк и в размышлениях о том, что на самом деле эпохи, может, и меняются, только люди в их стремлениях и чаяниях остаются теми же.
«Не приведи бог видеть русский бунт — бессмысленный и беспощадный»

Источник: из соцсетей