Евгений Цыганов: «Если все считывают одно и то же, это перестает быть кино»

Премьера фильма «Икона сезона», поставленного по пьесе «Летит» Ольги Мухиной, состоялась в отреставрированном кинотеатре «Иллюзион». Незадолго до показа удалось поговорить с актером Евгением Цыгановым, который в картине исполняет роль милиционера Володи. За последние несколько лет его фильмография пополнилась яркими персонажами второго плана — фарцовщик в «Огнях притона» Александра Гордона, психолог в «Неадекватных людях» Романа Каримова. К ним добавился и сдержанный служитель закона, несколько чужеродный городу, который “never sleep”. На премьеру Цыганов пришел в футболке с Джимми Хендриксом, которую скрывал легкий пиджак.

 — Что Вас привлекло в этой истории?
 — Роль человека, который задает вопросы.

 — Он выглядит человеком из другой эпохи…
 — Наверно, он сохранил какие-то понятия.

 — В изображенном «богемном» мире сохранились какие-то понятия или они изменены из-за веяний времени?
 — Кино отчасти про вопросы на эту тему.

 — Герои в основном говорят афоризмами «Жизнь — это», «Любовь — это». Есть среди них какие-то попадания в Вас?
 — Со мной была очень похожая ситуация через неделю после начала съемок. Я был в той унизительной ситуации, когда от меня требовалось, чтобы я на улице в 4 часа утра на холоде писал в какую-то баночку. Я говорил, что просто не хочу писать, это глупо. А мне твердили: «Это не страшно, мы тебе сейчас купим водички. Хочешь кока-колу купим, хочешь — чай, холодный». Такие хорошие люди. Просто было не по себе.

 — Съемки в целом были комфортные или напряженные?
 — Это было долго: между первым периодом съемок и их окончанием прошел год. Много воды утекло… Возникает вопрос мотивации. Когда есть ощущение присутствия смысла в процессе, то это не так утомительно и не так страшно. Страшнее, когда ты, как в тюрьме, обязан присутствовать в каком-то месте, из которого у тебя нет выхода. Ты не понимаешь, ради чего это делается, ради чего это делаешь ты.

 — Фильм посвящен условной богеме. Есть ощущение, что Вы как актер к ней причастны?
 — Я не согласен. История все-таки посвящена людям. Богема — это понятие, к которому эти люди могут либо стремиться, либо его презирать. В фильме есть и те, и другие. Вот Баршак смотрит на нас с афиши. Он провинциальный диджей, приезжает в город, чтобы стать кем-то. Есть официантка, которая приехала откуда-то куда-то. Если Вы определяете, что фильм про богему, то Вы неправильно определяете. Это совершенно разные персонажи с совершенно разной мотивацией. Что такое богема? Изначально, насколько я помню, богемой были чешские цыгане. Люди, которые ничем не занимались, ели-плясали. Телеведущий и диджей — это немного другие персонажи. «Хорошо живет богема, только умирает рано», — это фраза одного из персонажей, но это не значит, что фильм про богему.

 — Почему тогда они об этом разговаривают?
 — Они говорят о многом. Об одиночестве, о предательстве, любви, сосульках, смерти, риске. Маньякин рассказывает об ощущениях, которые возникают, когда стоишь на краю. Прыгает он с парашютом или нет — вопрос. Но он хочет быть героем. Это обычные люди, которые хотят быть лучше и красивее, чем они есть на самом деле.

 — Создается впечатление, что персонажи, как было сказано в «Бумажном солдате», «симпатичные, но бессмысленные».
 — В истории это тоже есть. Они вроде успешные люди, но их успех — бессмысленный. Успешность — это бессмысленность. В этом все сплетается. Нет сатиры, когда высмеивается, выставляется какое-то качество. Это попытка подключиться, оправдать, понять. Ну да, почему они должны быть другими?

 — Получается, это зарисовка о людях, которые погнались за успехом, достигли его, а потом задумались о базисных понятиях. Успех, падение сосульки, любовь.
 — Они об этом постоянно разговаривают. Мы же постоянно разговариваем о чем-то. И почти сразу забываем об этом. Можем сидеть четыре часа, а потом подумать: «А что происходило эти четыре часа?»

 — Персонажи в фильме часто говорят «Любовь — это». Одна из героинь говорит, что с этого дня больше не будит любить. Они представляют любовь как слово, но не совсем как явление. Есть такая фраза, что существует три вещи, о которых нет смысла говорить. Среди них — любовь. Нужно любить, а не говорить о ней. Персонажи, напротив, только говорят о любви — и получается, что они не любят по-настоящему.
 — Это то, что Вы прочитали. Это круто, если произошло не само собой. Другой человек, который сядет смотреть, эту мысль не прочитает, а поймет по-своему. Кино — это эгоистическая штука. Вы считываете ровно тот поток, который можете считать. Если все считывают одно и то же, это перестает быть кино. Мне трудно говорить о фильме — он был в разных монтажах: есть вариант пьесы, вариант фильма, который снят, и та картина, которая дошла до экрана.

 — Они разные?
 — В общем, да, они разные. Финальный вариант я посмотрел в Белгороде четыре дня назад.

 — Та история, которая показана на экране, несмотря на то, что в ней рассмотрены вопросы, знакомые каждому, по духу не близка основной зрительской массе.
 — Может быть. Изначально фильм назывался по-другому, была другая афиша. Это могли показать в двух кинотеатрах. Это кануло бы. Видимо, людям, которые это делали, важно мнение зрителей и какой-то резонанс. Помимо того, что было потрачено пять лет. Это большая работа. Её не обязательно было делать пять лет, но судьба у фильма вот такая. Это не подделка, это оригинал. Сейчас такого кино мало. Считаю, что это немного ретро. Во-первых, он снят на пленку. Во-вторых, он не сделан по какому-то телевизионному госзаказу. И Оле (Мухиной — прим. автора) эту пьесу не заказывали.

 — Фильм такой, какой он есть: он хочет зрителю понравиться, но в нем не сделано ничего, чтобы нравиться всем?
 — Он не хочет понравиться, наверное. Но хочется, чтобы фильм был увиден, чтобы люди могли его посмотреть, чтобы он остался. Остаться он может только в людях, а не на носителях. Когда-нибудь, может через семь лет, вы в какой-нибудь ситуации скажете: «А помните в „Иконе сезона“… Видели „Икону сезона“? Там был момент…».

 — За последние несколько лет у Вас было мало главных ролей, но много очень запоминающихся второстепенных и даже эпизодических. Это совпадение или тактика?
 — За последнее время? Возможно, что и так. У меня есть пара фильмов, которые не вышли. Мы с Валерием Тодоровским закончили большой сериал, 12 или 16 серий. 1961 год. Сериал про киношников того времени, самостоятельный сценарий. Огромная работа.

 — Про «золотую» плеяду ВГИКа?
 — Да, история называется «Оттепель».

 — Кого вы играете?
 — Оператора, жившего в то время.

 — Какого-то реального человека?
 — Нет, там нет реальных людей. Это не байопик, а собирательный образ. На мой взгляд, очень точный. Какая-то близкая Тодоровскому тема. На всех этих байках и историях человек вырос. Самая главная проблема сейчас — материала оказалось на порядок больше, и он им так дорог, что они не понимают, как его уместить. Сейчас очень мало снимают кино. Ольга Мухина как-то сказала, что «театр — это роскошь». Вот кино тоже становится роскошью.