«Страшное для меня – остаться просто ряженым мужиком»: Евгений Цыганов – о профессиональных фобиях и скотах, которые не должны смеяться

После «Человека, который удивил всех» Цыганов переживает очередной творческий взлет. Его можно увидеть в номинированной на «Золотую маску» постановке «Моцарт „Дон Жуан“. Генеральная репетиция» Дмитрия Крымова, в сериале IVI «Везет» и в фильме «Медея» Александра Зельдовича — 18 ноября он выходит в прокат, после которого появится на Кинопоиске. В рубрике «Главный герой», где публикуются монологи ключевых лиц киноиндустрии, он рассказал о своих проектах и еще раз ответил тем, кто считает, что у него всегда одинаковое лицо.

Евгений Цыганов (1979) родился в Москве в семье сотрудников московского НИИ «Титан». Еще в четыре года он исполнял детские роли в Театре на Таганке. В 2001-м окончил режиссерский факультет РАТИ, после чего поступил в театр к своему мастеру Петру Наумовичу Фоменко. Дебютом в кино для Цыганова стал «Коллекционер» Юрия Грымова. С тех пор актер сыграл в десятках фильмов, включая знаковые «Оттепель», «Прогулку» и «Питер ФМ». Недавно закончил сниматься в фильме Михаила Локшина «Воланд» — вольной экранизации «Мастера и Маргариты» Михаила Булгакова, где Цыганов играет Писателя. Кроме того, Цыганов дебютировал в качестве режиссера с короткометражкой «Мятежный», которая была показана на «Кинотавре-2021». Там же в основном конкурсе шла «Медея» с Евгением в главной роли.

Об одинаковом лице
Когда я окончил институт и начал репетировать во МХАТе Раскольникова, сразу получил репутацию человека замкнутого, даже неудобного — во многом так, наверное, и было. Но через три-пять картин я вдруг понял, что знаю всех. И вот мне начали звонить со словами: «Жень, ну давай, снимись. По дружбе — мы же знакомы…» В смысле знакомы? Да мы все знакомы! Я понял, что не хочу участвовать в каком-то говне исключительно по дружбе. Мне важно, с кем я делаю фильм, мне нравится, когда я этого человека знаю, уважаю и ценю.
Другое расхожее мнение, что у меня во всех ролях одно и то же лицо и вообще амплуа типа «ходит самец, переживает». Мне неинтересно рассуждать о разнообразии моих ролей и лиц. Во мне нет этого безумия в духе «мои роли — мои дети», «я скучаю по своему Косте» и т. д. Наш мастер Петр Наумович Фоменко говорил, что играть надо не роль, а спектакль. И есть подозрение, что играть фильм интереснее, чем роль. Вот есть Янковский в фильме «Ностальгия». Идет. Несет свечу. Прикрыл и несет. Это что, какая-то невозможная задача? Однако оторваться невозможно. Помимо роли, есть художественное пространство, личность автора, личность актера, в конце концов. Все это значительно интереснее и глубже, чем интересная роль сама по себе.

О страхах
Самое страшное для меня как для артиста — остаться просто ряженым кривляющимся мужиком. Остальное нестрашно. Недавно мои тульские родственники сокрушались по поводу сериала «Красные горы», где я сыграл белого офицера, который стал фашистом. Я попросил маму, которой они жаловались, передать, что мне самому не очень ловко за этот фильм в целом. Роль и тема там как раз интересные. Есть, конечно, и другие страхи или, скорее, внутренние зажимы. Вот я играл в спектакле «Двенадцатая ночь» Деклана Доннеллана, и он мне говорит: вот в этой сцене ты выбегаешь в стрингах со стразиками. Я так опешил и говорю: не могу. А почему? А у меня, говорю, ноги обварены. Он говорит: серьезно? Я отвечаю: показать? Он ужаснулся этой идее и закричал: «Нет! Нет! Не надо!» В итоге я выбегал в штанах. Потому что я стал думать: как я, Женя Цыганов, могу выбежать в стрингах со стразиками? Я не могу, а мой герой, Себастьян, может. И как только я начинаю думать за себя, а не за него, я перестаю быть актером. Верх актерского мастерства — когда ставки твоего персонажа выше твоих собственных. Это та мысль, которую пытался донести до нас, актеров, Деклан. В этом смысле «Человек, который удивил всех» приблизил меня к сути профессии больше, чем, например, «Битва за Севастополь».

О режиссуре
И в киношколе, и в институте я учился на режиссера, мне этим всегда было интересно заниматься. Главная сложность была в том, чтобы всех собрать и убедить в том, что мои предложения стоит реализовать, отдав на них полгода-год жизни. Либо ты нанимаешь людей за деньги, которых у меня в общем нет, либо настолько увлекаешь своей идеей, что они готовы потратить свое время и силы. Наверное, в этом смысле мне не хватает наглости. Мне предложили делать спектакль «Олимпия». Пьеса в театре не зашла, а мне понравилась, и худрук сказал: давай ты и поставишь. И тогда я оставил все дела и планы и занимался только ей, почти не снимался. Моя короткометражка «Мятежный» тоже получилась не сразу. Мне вообще кажется, что это не совсем мой материал, хотя фильм я придумал целиком. Я, например, люблю юмор в кино, который там сведен к минимуму. Но я про эту историю столько думал, что все же решил снять. Что дальше с этим будет, я не знаю. Хочу сделать читку в театре, попробовать запустить большую постановку, но параллельно пишу киносценарий. Посмотрим. 

О ценности авторского подхода…
Был такой фильм — «Это не я», который снимала Маша Саакян. Когда она прислала мне сценарий, я его прочитал и стал с ней разговаривать. Оказалось, что сценарий — верхушка айсберга, а под водой лежит что-то очень личное, большое и тревожное. Я говорил Маше, что так нельзя. Что она не Бертолуччи и не Висконти. Что зрители не будут из уважения к тебе вглядываться и пытаться понять, что ты имеешь в виду. Что она не классик, а хочет снимать как классик. И вот она сняла это кино, а позже ее не стало. И сегодня я понимаю, что все, что я ей говорил, не имеет значения. Она хотела вот так рассказать эту историю, и она это сделала. У меня с этим фильмом до сих пор сложные отношения: я не до конца понимаю язык, какие-то связки. Однако сегодня ее непреклонность вызывает у меня огромное уважение. Ведь большинство снимает «продукт» — массовый или фестивальный, неважно. То есть режиссеры обслуживают запрос зрителя, который хочет кино для ума, или хочет развлекаться, или на теток посмотреть, и ему, как на кухне, готовят по этому заказу. У таких режиссеров, как Саакян или Зельдович, все иначе. Это подход классиков 1970-х, так позволяли себе снимать Герман или Ходоровски. И кто-то с таких фильмов выходит из зала и плюется, а кто-то замирает в кресле и понимает, что наконец-то смотрит настоящее кино.

…и зрительской оценки
Кстати, иногда я испытываю радость, когда люди выходят из зала. Я был на «Олимпии», и там была кульминационная сцена, в которой мать главного героя с генералом Токаревым уезжают на красном чемодане на юга. И в этот момент пяток женщин такого, знаете, бухгалтерского типажа вылетели из зала и продолжали что-то бурно и возмущенно обсуждать в коридоре. Я вылетел из звукорежиссерской и сказал: «Простите, пожалуйста, спектакль не закончился. Не могли бы вы говорить потише?» Обернувшись, они меня узнали, и одна так со значением и издевательски прошипела: «Извините. РЕЖИССЕР!» И я думаю, что иногда такая реакция — это хорошо. Это значит, что попало. Не выдержали накала. Ну, я так воспринял. А вообще… Знаете, как Хармс говорил, что хорошо, когда смеется половина зала, потому что скоты не должны смеяться. Когда человек приходит на фильм и говорит: «Это говно, я ничего не понял», — мне иногда хочется спросить, может это ты непонятливый или говно? Так ведь тоже бывает.

О роли в «Человеке, который удивил всех»
Сначала авторы фильма меня спросили, смогу ли я сыграть женщину. Я предложил сыграть мужскую часть роли, но они сказали, что надо целиком. Ладно, давайте попробуем. Потом спросили, могу ли похудеть на десять кило? Я говорю: зачем? Чтобы ты болезненнее выглядел. Да, я лучше буду выглядеть, если похудею на 10 кило! Потом спросили, как я буду это делать. Я попросил от меня отстать. Хотите, чтобы я похудел, — хорошо, похудею. При этом я сам не знал, как я это сделаю. Похудел. Потом думали, в парике мне играть или без: в парике получалось похоже на трансвестита. Когда мы снимали первую сцену в платье, мне было ужасно весело. Юрий Николаевич Погребничко (театральный режиссер, педагог) говорил на репетициях, что, когда Отелло душит Дездемону, ему должно быть весело, потому что убивает он ее не по-настоящему. Здесь было что-то похожее. И я понял, что веселье — это проблема. Я его попытался прибрать, и оказалось, что это непросто. Но в какой-то момент Наташа Меркулова и Леша Чупов сказали, что увидели в кадре другое существо. Как это произошло, уже и сам не объясню.

Об уверенности Зельдовича и характере Далакишвили
Александр Зельдович сказал, что хочет, чтобы я сыграл эту роль в «Медее». Насколько я его знаю, если он решил, то с этой позиции его сдвинуть уже почти невозможно. Мы очень долго читали сценарий, и не могу сказать, что меня он полностью устраивал. Я настаивал на каких-то правках, Саша кивал головой, говорил: «Женя, замечательно». Я предложил эти правки записывать, но Зельдович сказал, что запоминает. В общем, к моменту съемок в сценарии не изменилось практически ничего. За время читок он, судя по всему, утвердился в том, что написанный текст его полностью устраивает. Вообще, для меня режиссерская неуверенность, скорее, плюс. И Саша при всей своей последовательности мог прийти на площадку, когда выставлены свет и камера, сцена разведена — и не начинать снимать. Для меня это очень некомфортное ощущение, потому что я уже готов, заряжен на действие, мне хочется поскорее освободиться от этого. И я вижу Сашу, который ходит по площадке, куда-то смотрит, сидит курит, а потом говорит «давайте» — такая пауза, как у бойцов перед боем. На съемках был второй Саша — Ильяховский, оператор, снимавший все фильмы Зельдовича. И он в какой-то момент сказал мне: «Жень, это все неправда, что мы снимаем кино, чтобы сделать мир лучше. Мы снимаем кино, чтобы сделать лучше себя». А вот Тина — абсолютный панк-рокер. Есть какие-то правила в профессии: куда ходить, с кем здороваться, как двигаться, а она все это презирает. Тина говорит, что не смотрит фильмы, в которых снималась, не стремится ни с кем дружить и строить карьеру в каком-то традиционном смысле. Она ее, конечно, строит, но исключительно по своим законам. Она одиночка и при этом замечательная актриса с фантастической органикой. У Тины, насколько я понимаю, была масса причин не сниматься в этом фильме. Но Саша, похоже, никакую другую актрису в этой роли себе не представлял, и я, честно говоря, тоже.

О «Воланде»
Этот проект должен был ставить Коля Лебедев. Юля Снигирь давно ходила на пробы и была практически утверждена. На роль Мастера выбрали другого артиста. Потом на место режиссера пришел Миша Локшин. Меня позвали к нему на пробы, которые не очень зашли, насколько я понимаю, да я и не мог сниматься: у меня на эти сроки был другой проект. Через несколько месяцев еще раз позвали, и Локшин сказал, что хочет снимать меня все-таки, и другой проект отменился. В общем, было похоже, что все складывается. Я согласился. Мне вообще нравится, что это не иллюстрация романа, а история, написанная вокруг него. Вопросов к такому подходу, конечно, полно, но работать интересно. И отдельно круто, что это не та ситуация, когда вы посмотрели фильм и книжку можно не читать. Наоборот, после фильма будет интересно сверить, что в фильме из романа, а что — нет.

Что Евгений Цыганов смотрит и вам советует

«Обыкновенный фашизм»
У меня в последнее время не было возможности смотреть новинки, но из-за пандемии появилась возможность пересматривать что-то выдающееся и классное. Хочу поделиться списком фильмов — русских, чтобы как-то себя ограничить. Их все также объединяет, что они черно-белые. «Обыкновенный фашизм» — это документальное кино, но мне бы хотелось, чтобы оно было в этом списке. Все эти фильмы, которые объединяет не только черно-белая палитра, но и то, что для меня они являются образцами кинематографической сути, когда совпадение множества факторов, вкус, мера, труд и талант создают шедевр.

«Андрей Рублев»
Когда была премьера на телевидении, родители не пускали меня в комнату, потому что мне было совсем мало лет, а там выкалывали глаза. Но прошло время, и «Рублев» стал одним из моих самых любимых фильмов.

«Комиссар»
Лет двадцать назад, когда у меня еще был телевизор, я лежал, болел и щелкал пультом. Наткнувшись на первые кадры этого фильма, я понял, что не могу и не хочу никуда переключать, настолько завораживающим было зрелище.

«Окраина»
Здесь примерно такая же история, как и с «Комиссаром», — совершенно гипнотическая картина, от которой по сей день невозможно оторваться.

«Берегись автомобиля»
Это фильм, который был снят как шутка и в шуточном жанре, но сегодня это образец кинематографического стиля, актерского существования, музыки и режиссуры. Тот самый случай, когда все сошлось, соединилось и произошло.

«Любить»
Очень необычный по своей форме и своему языку фильм, достаточно экспериментальный. Тем не менее я думаю, что его можно смело рекомендовать всякому зрителю.

Источник: Кинопоиск