Общество любителей бутафории

Что за чудный замысел явился у Николая Васильевича Гоголя! остроумный! да стройный какой! Сюжет ему, правда, подсказал Александр Сергеевич Пушкин. Но и тут вышло хорошо: будто сам главный русский гений назначил Гоголю эту работу.
Гоголь поделил труд своей жизни на три тома, три части, думал показать постепенное преображение героя своего Чичикова из плута в носителя высокой нравственной идеи. В первом томе, показывая современное состояние дел, вывел вечные русские характеры, изобразил их так, что сто пятьдесят лет уже русский язык пользуется фамилиями героев «Мертвых душ» как нарицаниями. Скажешь «манилов» — всякому ясно, что благодушный пустомеля. Скажешь «ноздрев» — и вот законченный тип бескорыстного негодяя. Скажешь «собакевич»┘ да хватит, довольно, сами знаете.
По замыслу писателя во втором томе (сохранившемся фрагментами) должны были появиться положительные герои, а в третьем (почти даже ненаписанном) — вся Россия, охваченная гоголевским словом, становилась цветущим краем с просвещенными помещиками, честными чиновниками и трезвыми, аккуратными крестьянами. Судьба обоих этих томов известна: если что и сохранилось от них, то только по случаю. Не вышло у Гоголя словом переустроить Россию. Не справился он с собственным замыслом.
Все выше сказано, чтоб ясно стало: раз режиссер берется ставить второй том «Мертвых душ», он по меньшей мере пытается показать, как именно Гоголь собирался переустроить Россию. А режиссер этот — Петр Наумович Фоменко, новоиспеченный лауреат Государственной премии, закрывавший сезон своего театра-студии премьерным спектаклем по Гоголю.
Укажем на важное новшество в этой работе Фоменко. Сейчас и думающие политики, и аналитики, и иные люди, берущие на себя смелость рассуждать публично, — все эти робкие философы, изыскивая пути для новой России, глядят прежде всего в начало нынешнего века, полагают, что только большевики пошли по неверному пути. Фоменко, ставя второй том «Мертвых душ», показывает, что неверный путь Россия избрала чуть ли не на сто лет раньше. Позволим себе длинную цитату.
«Следует, наконец, не шутя подумать о том, как повести простую жизнь. Все видят, даже и слепые, что взятки — из желанья жить получше, пользоваться всеми удобствами и просвещенными прихотями┘
Прежде всего обращаюсь к богатым и состоятельным. Вам следует показать пример. Уничтожьте мебели и все прихоти. Заведите простые, хоть на некоторое время, покуда не поправятся обстоятельства все. Вы будете в барышах, у вас денег останется столько, что вы могли бы помогать и благотворить, чего вы теперь, я знаю, не в состоянии, ни доброго дела не можете сделать, потому что все пошло на себя┘ Жертва потребна общая от всех нас, а не от одного кого-либо┘
Я умоляю прекращать все тяжбы между собою миром┘ не давать пищи ябеде, размножению дел и вместе с ними новых должностей и новых чиновников┘
К стыду у нас, может быть, едва отыщется человек, который бы прочел Библию, тогда как эта книга затем, чтобы читаться вечно┘ Как же нам требовать еще, чтобы из нас выходили мужи, способные действовать и поступать обдуманно. Как удивляются, что беспрестанно выходят скороспелки, выскочки, непостоянные, легкие люди, неугомонные коверкатели, опрометчивые нововводители, бессильные владетели страстей. И вот этаким-то людям начальство доверяет┘»
Это слова Чичикова, имеющие, кажется, вечную злободневность, — из наброска к последней главе второго тома «Мертвых душ». Их нет в спектакле Фоменко, и однако же это тот самый смысл, какой Гоголь вкладывал в сюжет свой, тот путь исправления, на который должна была стараниями его встать Россия. «Как хорошо горят рукописи!» — такими словами заканчивается спектакль.
В зрительном зале были заметны председатель ЦБ Сергей Дубинин, министр культуры Наталья Дементьева, руководители Внешэкономбанка и Национального резервного банка Александр Лебедев и Андрей Костин и множество журналистов, главным образом из деловых изданий. Но чествование лауреата не было спонсорской акцией в ее привычном виде, НРБ и ВЭБ не лезли со своими названиями к зрителю поминутно тем или иным способом. И Лебедев, и Костин почти дословно повторяли друг за другом, что просто поддерживают этот театр, что им нравится Фоменко и они хотят, чтобы он мог спокойно работать. Чтобы режиссер мог, добавим от себя, спокойно искать пути для заполнения зудящей пустоты в российских головах, пусть даже какой-нибудь бутафорией.
Выступая перед теми, кто пришел поздравить его с награждением Государственной премией, Фоменко, волнуясь, все повторял, что спектакль сложный и сырой еще. Странно было бы, если б спектакль не был сложным и сырым, когда он сделан по сырой, недописанной, полусожженной вещи, с которой сам автор не справился. Заканчивая свою речь, Фоменко сказал: «Начнем, благословясь».