Египетские ночи

Безусловно, главным событием начала сезона стала премьера режиссера Петра Фоменко, любимца московских театралов, в театре Мастерской его собственного имени. «Египетские ночи» по произведениям Александра Пушкина и Валерия Брюсова — работа мастерская, не спектакль — игрушка, и в смысле блистательности, и в смысле забавы. Набросок Пушкина о непознаваемой природе вдохновения и страсти, о неспособности человека произвольно вызвать как то, так и другое, о способности переживать и то, и другое богоданное состояние духа — в исполнении вечно юных очаровательных учеников Петра Наумовича превратился в забавную игру. Игру и в страсть, и во вдохновение, и в некий дворянский салон, и в некие любовные утехи некой восточной царицы по имени Клеопатра. В этой радостной игре стихи Пушкина и велеречивость Брюсова — просто разные игрушки.
Как все живо и мило. Как, оказывается, много «р» в пушкинской лирике. И этот звук «р» становится игрушкой в улыбающихся устах молодых актеров, перекидывающихся знакомыми строчками в начале спектакля. Как, оказывается, можно ловко проскальзывать в пышных кринолинах сквозь узкие проходы, умело не задев высокого фужера с красным вином. Кринолины — тоже игрушки. Носить их актрисы как следует не умеют, да и не стремятся уметь. Но им нравится в них играть и то и дело их сбрасывать на глазах у умиленной публики. Сколько выдумки в этой игре: вот дамское декольте становится чернильницей для пера поэта, вот стопки книг превращаются в котурны Клеопатры, вот бедный импровизатор сам штопает свои панталоны, вот пушкинские строчки точно ложатся на увертюру Россини, вот юноша трогательно и смешно что-то неслышное мямлит во сне по-детски пухлыми губами, свернувшись калачиком на коленях недавней любовницы. Как тонко, как нежно. И как не всерьез. К сути (природа страсти и вдохновения) приближается только Карэн Бадалов, играющий импровизатора, которому в спектакле присвоили имя Пиндемонти. Дело не в том, как он распустил длинные волосы, как театрально неопрятен его костюм, как он лихо бегает по перилам, как изображает хищную птицу — это все тоже игрушки. А в том, что птица эта худа и потрепанна — не потому, что голодна, а потому, что высоко летает. В том, как горят глаза импровизатора, когда пушкинский стих, будто только рожденный, слетает с его губ. Дело в подлинном вдохновении. Впрочем, оно только добавляет азарта общей игре.
Театру «Мастерская Петра Фоменко» в этом сезоне исполняется десять лет. А он все так же юн, так же непосредствен. Его хочется показывать всем, как прелестное дитя в милых кудряшках с ясными, распахнутыми глазами, стоящее на табуретке среди восхищенных гостей и читающее серьезные стихи. Только немного странно, что этот ангел все не взрослеет.