Неуставное отношение к театру

Театр «Мастерская Петра Фоменко» показал премьеру спектакля «Мотылек» по пьесе Петра Гладилина в постановке Евгения Каменьковича. Вообще, этот популярный московский театр ставит почти только классику и к современным российским пьесам обычно стоит спиной. До нынешней премьеры обозреватель Ъ Роман Должанский, может быть, и упрекнул бы «Мастерскую» в излишнем консерватизме, но теперь магистральную репертуарную политику одобряет и поддерживает.

Командиру воинской части докладывают: произошло невиданное ЧП - рядовой превратился в рядовую. Еще вчера был юноша, а теперь вот, пожалуйста, настоящая девушка: солдат Николай Лебедушкин стал Натальей. Обалдевшему полковнику немедленно предъявляют коротко стриженную барышню в форме. Оказывается, что солдат так настрадался от дедовщины, что необъяснимым образом поменял пол. Словом, конфуз и позор, пятно на всю воинскую часть. Транссексуала решено переселить из казармы в клуб и каким-нибудь столь же волшебным образом, пусть и с привлечением традиционных приемов муштры, вернуть в исходное состояние. Новоиспеченной девушке только того и нужно: он(а) бредит сценой, до призыва учился в театральном вузе, а теперь сочиняет драму и мечтает сам(а) ее разыграть. Так что на клубных подмостках чувствует себя как дома.
Пьеса Петра Гладилина начинается очень смешно. И если режиссер Евгений Каменькович принял решение о постановке, прочитав только первые десять страниц «Мотылька», то я его отлично понимаю — хорошая завязка, современная ситуация с волшебным и лукавым выворотом. Тут и герой странного свойства, и военные вроде как не совсем настоящие: что это за полковник такой, который из всех великих мужей прошлого первым делом вспоминает обоих основоположников Московского художественного театра. Кажется, возможностей развить исходную ситуацию и расписать роли для актеров хоть отбавляй. Но драматург Гладилин почему-то выбирает самую неинтересную и вытоптанную тропку. Он поворачивает действие в сторону «волшебной силы искусства». То есть девушка Наталья постепенно соблазняет бывалого полковника театральной игрой.
Сначала нам показывают нечто в духе чеховской «Чайки»: Лебедушкин(а) разыгрывает монолог собственного сочинения, представ Треплевым и Ниной Заречной в одном лице — даже текст стилизован под чеховский,- а командиру достается роль Аркадиной. Во всяком случае, творчество солдата вполне укладывается в аркадинское определение монолога о мировой душе — «декадентский бред». Но потом возникает идея сыграть на двоих отрывок из шекспировского «Отелло», где вояка — мавр, а его узница-наставница, соответственно, Дездемона. Отринув стыд, полковник все глубже и глубже уходит в репетиции, и вот наконец наступает кульминация — грузный лысеющий служака размазывает по физиономии черный грим и в импровизированных декорациях исполняет на гарнизонной сцене с бывшим солдатом дуэт из трагедии Шекспира. Почему-то под музыку Горана Бреговича. Честно говоря, Юрию Степанову и Полине Кутеповой, одним из лучших актеров труппы Петра Фоменко, играть в «Мотыльке» особенно нечего. Если вспомнить знаменитую сочную шутку Фаины Раневской, то можно сказать, что им предложено поплавать баттерфляем в унитазе. Правда, и за этим тщетным занятием наблюдателю приятно их заставать. Евгений Каменькович — режиссер разумный и надежный, вместе с актерами он делает все, чтобы зрители не заскучали, но идти наперекор прихотям драматурга он все-таки не в силах. Да и зачем бы тогда было браться за гладилинского «Мотылька»?
Дело в том, что автор только на первый взгляд рассказывает лукавый современный анекдот. На самом-то деле он очень хочет поведать зрителю о чем-то сокровенном и пафосном. Первый раз вздрагиваешь и чуешь недоброе, когда превращенный солдат ни с того ни с сего произносит какую-то философскую сентенцию о праве личности на творчество. Потом вздрагивать приходится все чаще и чаще, потому что о волшебном толкуют все чаще и настырнее. Настаивая на своем, драматург под конец пьесы придумывает героям внезапные учения и с помощью садиста-капитана отправляет несчастную девушку под гусеницы какой-то военной машины, где она и гибнет. Чтобы потом белым призраком мелькнуть на подмостках перед опустошенным, осиротевшим полковником, которого поманила было иной жизнью да и упорхнула мотыльком в небытие. А свеча, при которой Отелло гримировался, осталась после Лебедушкина гореть неугасимым пламенем и стоит трагически одиноко перед занавесом┘- финал, и вправду способный украсить любой гарнизонный клуб.