Дорогое, многоуважаемое кресло

Новый спектакль Петра Фоменко «Как жаль…» стал чем-то вроде подарка для превосходной актрисы Людмилы Максаковой. Подарок этот напоминает изящную и прекрасную статуэтку, которую хочется бережно поставить на каминную полку и бескорыстно любоваться. Собственно, это подчеркнуто и форматом спектакля. «Как жаль…» — самая настоящая миниатюра: идет час с небольшим и начинается совсем поздно, в 10 часов вечера.

Для бенефиса Максаковой была избрана монопьеса Габриэля Гарсиа Маркеса «Любовная отповедь сидящему в кресле мужчине». Как и предполагает название, в спектакле помимо героини присутствует и то самое кресло, и тот самый мужчина в исполнении Максима Литовченко. А еще кресло-качалка. А еще старый шкаф. А еще масса таинственных предметов, тонущих в полутьме. А еще актер Степан Пьянков, который играет здесь то ли лицо от автора, то ли слугу просцениума. Не опасаясь обидеть актеров, можно сказать, что эти двое мужчин, выслушивающих монологи Максаковой, здесь для мебели. Не обидятся актеры хотя бы потому, что мебель в спектакле Петра Фоменко играет не хуже живых людей. Над их головами — целая портретная галерея, снисходительно взирающая на персонажей. Это предки славного и знатного Сальваторе, который 25 лет тому назад женился на своей Грасиеле. Теперь у них серебряная свадьба, на которую съехалось полсвета, и накануне торжества жена, окунаясь в прошлое, высказывает мужу все свои обиды, накопившиеся за четверть века.

Интересно ли слушать Максакову? Нет, не интересно. Угадать, какой отповедью она угостит мужчину, углубившегося в чтение газет, может даже тот, кто совершенно не знаком с содержанием пьесы Маркеса. Ведь, попросту говоря, Грасиела пилит мужа, как это делают женщины всех веков и народов. Она, как водится, расскажет и про свою маму, которая сразу предостерегла ее от этого замужества. И про многочисленные измены Сальваторе, которые она так долго терпела. И про его необоснованную ревность. И про свое великое самопожертвование. Словом, неинтересно, скучно. Так и тянет уткнуться в газету, не обращая внимания на все эти назойливые жалобы. Если бы не одно. То, как произносит Максакова свою любовную отповедь.

Собственно, она не произносит, а чуть ли не пропевает этот свой длинный монолог, взяв дыхание в начале спектакле и выдохнув в конце. Давно подмечено, что Петр Фоменко строит свои спектакли, как музыкальные произведения. Жанр своей новой постановки он определил как «фарс-мелодрама». От фарса здесь, признаться, не больше, чем в любой семейной жизни вообще. А вот слово «мелодрама» по отношению к этому спектаклю хочется применить в самом старинном его значении. В XVIII веке и позже мелодрамами называли декламацию под музыку. Элегические мелодии, уносящие нас в прошлое, в спектакле Петра Фоменко действительно почти не смолкают, а Максакова порой совершенно органично переходит от декламации к пению, перекладывая на музыку какие-то реплики Маркеса. Иногда сольные «арии» уступают место ее «дуэтам» с мужем. А порой она и вовсе начинает говорить на два голоса. Когда она воскрешает в памяти свой давний диалог со свекровью, кому-то может показаться, что это дуэт Львенка и Черепахи «Я на солнышке лежу». У свекрови, которая обмахивается роскошным страусиным веером, рассудительные басовитые интонации Черепахи, а невестка, подобравшаяся к ней поближе, пискляво шепелявит с наивностью молодого Львенка.

Спектакль Фоменко потребовал немалых усилий от бутафоров. Он весь переполнен красивыми старыми вещицами и всякими безделушками. В хозяйстве такие предметы совершенно бесполезны, и все их предназначение — радовать глаз. Спектакль Петра Фоменко тоже задумывался как совершенно бесполезная для хозяйства вещь. Он весь — в этом вдохе и выдохе, который вынесен в качестве названия на афишу. Как жаль, что жизнь пронеслась, но, черт побери, сколько же в ней было красивого…