Мадлен Джабраилова: «Актеру лучше быть мужчиной»

Актриса Мадлен ДЖАБРАИЛОВА — из касты основоположников театра «Мастерская Петра Фоменко». Она существует вне соблазнительной тенденции загнать свое дарование и чистую человеческую эмоцию в узкий кулуар особого, авторского стиля. Актеров туда часто приводит сложившийся вокруг них пиар, но, к счастью или несчастью, Джабраилова этого лишена. Ее редко снимают в кино. Начало нынешнего театрального сезона для актрисы, имеющей в своем активе несколько десятков ролей, сыгранных в «Мастерской Петра Фоменко», а также премию Станиславского и «Чайку», совпало с получением еще двух наград — премии «Московского комсомольца» за исполнение главной роли в спектакле «Самое важное» и Премии Москвы за роль Наташи в спектакле «Три сестры».

 — Мадлен, как создавалась чеховская роль?

 — Первая мысль моя была, может быть, слегка амбициозная: создать Наташу, не похожую на всех предыдущих. Они все были исключительно отрицательные, а потому для меня — неубедительные. Я понимала, что надо посмотреть на текст без стереотипного его восприятия. Многие из предшественниц моей героини были просто глупы, кричали и вопили дурными голосами, зал хохотал над их дуростью. Но у Чехова не бывает таких персонажей! Мы пытались оправдать Наташу, насколько нам дает эту возможность Чехов. Пытались ее показать не привычным, разрушительным, а вполне созидательным человеком, матерью, женой. Мне один знакомый сказал: «Любовь — безумна. То есть — без ума. Сердечная.» А дальше возникает много неожиданных поворотов, потому что сердце не обманывает и по его велению совершаются какие-то нерациональные вещи.

 — У Наташи — любовь?

 — Конечно! Она обожает своего мужа, детей.

 — Но она изменяет мужу!

 — Это — потом. А сначала она любила и вышла замуж. Муж оказался не совсем таким, как хотелось бы. Со своими «тараканами», как и вся эта семья. Во втором акте мы видим, что он ее исключает из своей жизни, хотя она еще пытается что-то сделать, разговаривает с ним о том, что ей кажется важным: о детях, о болезнях, о простоквашах, о том, что ему надо похудеть. Такое бывает, когда люди скоропалительно женятся по безумной любви. Как правило, после этого возникает разочарование. Ни он не виноват, ни она. Просто живут в параллельных мирах.

 — Наташа внедрялась в параллельный мир, который был ей заведомо чужд!

 — Может, и чужд, но страшно притягателен. А кто не стремится к духовности? Знаете, в чем искажение этого образа в нашем восприятии? В том, что все привыкли ее оценивать через призму сестер. Стремление казаться даже самому себе «духовным» есть у всех.

 — Почти в каждом спектакле «Мастерской Петра Фоменко» актеры играют несколько ролей. Это из-за маленькой труппы?

 — Сначала получалось, что действительно из-за нехватки актеров. У нас на сцене можно увидеть и уборщицу, и завтруппой, а монтировщика — даже в нескольких спектаклях, причем в ролях со словами. Но потом выяснилось: что нам мешало, одновременно и помогает. Многочисленные роли спасают актеров от маеты за сценой в ожидании выхода. Кроме того, интересно смотреть, как те же лица «преломляются» в зависимости от персонажа.

 — Насколько я знаю, вы окончили французскую спецшколу и даже чуть не пошли поступать в МГИМО. ..

 — Французский в последнее время у меня перебивается английским, потому что они в моей голове соседствовать пока не в состоянии. Дело в том, что я только что закончила съемки в полнометражном фильме под названием «Плюс один» у Оксаны Бычковой. Там я - переводчица английского языка, поэтому пришлось активно его учить. Надо ведь было как-то с партнером общаться. Партнер мой — прекрасный молодой человек, англичанин, совершенно незнакомый не только нашему, но и английскому зрителю. Он из тех, кто, как говорит Петр Наумович, «не огреб славы», и этим хорош. Его все полюбили. Сначала в этой роли пытались снимать американскую звезду. Но у звезды не произошло творческого контакта ни с нами, ни со страной. Оксана взяла тайм-аут, уехала в Лондон и нашла этого англичанина. По кастингу. Он был последним. Приехал на велосипеде, с босыми ногами. Был крайне обеспокоен тем, что его так сразу вызывают в Москву, а у него еще не пересажены помидоры из горшочков в огород. Он наивно спрашивал меня: «У тебя есть свой огород? Где-нибудь? Может быть, на крыше?»

 — Последний раз в кино я вас видела в «Герое нашего времени», где вы, по-моему, впервые сыграли лицо кавказской национальности…

 — Это была очень маленькая роль сводни, приставленной Печориным к Бэле, у которой в романе даже имя есть — Айсулу. Вечно я соглашаюсь на какие-то авантюры. Мне пришлось говорить на адыгейском языке.

 — А он не той же группы, что и родной лезгинский?

 — Но ведь я и на лезгинском не говорю! Три дня провела в кошмаре — бегала вдоль моря и долбила язык, которому меня не адыгеец учил, а помреж, на слух. Слава богу, сняли это за один дубль, второго я бы не потянула. Причем консультант, оценивший результат, подтвердил, что мной все сделано правильно. Приятно, что это язык Лии Ахеджаковой, и теперь я при случае могу переброситься с ней парой фраз на адыгейском.

Но я и до этого снималась в роли кавказской женщины в сериале «Пленники луны». Там на меня даже надели хиджаб. Говорила с непонятным мне самой акцентом.

 — Фамильные корни отражаются на укладе семьи?

 — Никак. Папа, Рамзес Джабраилов, уже был отрезанный ломоть. Уехал из семьи очень рано, в Москве получил два высших образования: актерское и режиссерское, живет с тех пор здесь. Поэтому он совсем обмосковившийся.

 — Съемки фильма «Плюс один» начались еще весной. Как удавалось совмещать их с театром?

 — Петр Наумович пошел мне навстречу — разрешил даже не всегда появляться на репетициях нового спектакля.

 — Какого?

 — Триптих по Пушкину — «Каменный гость», «Граф Нулин» и «Сцены из Фауста». Я там играю несколько ролей, самая значимая — Лаура в «Каменном госте».

 — У вас уже есть задумка, как сделать Лауру непохожей на предыдущих?

 — Здесь, как ни странно, я буду слушать, что говорит Петр Наумович, всецело отдаваться в его руки. Я несколько беспомощна в этом вопросе! Потому что актрисе играть природу актрисы (скажем, Нину Заречную или Раневскую) — дополнительная сложность. За актрисой мне сложней наблюдать «со стороны». Как правдоподобно сыграть актрису, а не ее имидж? Кроме того, героиня — молодая девушка, семнадцати лет.

 — Вы уже не помните, как это было? А Петр Наумович помнит?

 — Он очень парадоксально может на эту тему поразмыслить.

 — У фоменок принято на равных вступать с Петром Наумовичем в рабочую дискуссию? Насколько это результативно?

 — Дело в том, что Петр Наумович — один из тех редких постановщиков, которые строят репетицию так, что актер часто сам придумывает и предлагает что-то режиссеру. Мы обсуждаем то, как лучше сделать, а не то, кто лучше сделает. Стиль нашей работы именно в этом заключается: мы пока еще можем (надеюсь, и дальше будем) не отчитывать друг друга, но проникать в структуру другого человека, то есть не только собой заниматься, но и партнером. Я не отдавала себе в этом отчета, для нас это — как воздух, мы так живем. И вот как-то к нам на спектакль пришел Игорь Гордин, остался и был удивлен, что после спектакля «Самое важное» мы собрались вместе, чтобы делать друг другу замечания. Это происходит после каждого спектакля.

 — Но ведь, может быть, упрекающий ошибается…

 — Так ведь все это начинается словами: «Может быть, я не прав…» Мы, кстати, выслушиваем еще и приходящих, поэтому и Игорь Гордин сказал, что думал.

 — Есть у вас в театре актрисы, о которых вы думаете: «Такого мастерства мне никогда не достичь!»

 — Я ориентируюсь больше на актеров-мужчин, нежели на женщин. Ближе всего мне природа Кирилла Пирогова. Я вообще считаю, что актеру лучше быть мужчиной, чем женщиной. В женщине много кокетства и самолюбования, простых вещей, которыми она и так обладает. А мужчина, если он хороший актер, не кокетничает, не старается публике нравиться. Он не может использовать женские приемы, они ему несвойственны. Поэтому выбирает другой ключ. Другой путь к зрителю. У женщин мне понятен механизм воздействия, а у мужчин — не всегда, есть там для меня какая-то загадка. Мужчины больше занимаются текстом, придумыванием персонажа. Конечно, кокетство определенное в актерах есть, но оно привнесено профессией. По сути, мужчины — просты. А для актерской профессии это очень правильное прикладное качество. Поэтому я стараюсь на сцене, по возможности, избавляться от «женских штучек».