Лики Прекрасной Дамы
Галина Тюнина меняет распространенные представления о внутреннем мире героини первой величины. Поначалу кажется, отсутствуют многие традиционно предполагаемые черты. Нет душевной раздвоенности, противоречивых устремлений, попыток осмыслить свои чувства и поступки. Кто я? Почему именно такова моя судьба? Грешна ли я, слаба ли, поправимы ли мои ошибки? Увижу я лишь небо в алмазах или все-таки обрету более удобопонятное, земное счастье? Все эти рефлексии шекспировских Гертруд и Офелий, бесприданниц Островского, чеховских Маш и Сонь, как и проблемы самоопределения в мире женщин из пьес Ибсена, Гауптмана, Шоу, Стриндберга и прочих, остаются пока в стороне.
Актриса создает образы непривычно монолитные. Однако целостность натуры ее героинь далеко не всегда тождественна светлой гармонии и никогда покою души, уравновешенности характера. Генриэтта из «Приключения» Марины Цветаевой бледная обольстительница в мужском наряде и парике. Изящная, но не хрупкая. Изысканная и, быть может, чуть суховатая графика профиля. Жесткий взгляд и ледяные интонации. Никаких намеков на душевную ранимость, трепетность. Генриэтта не знает привязанностей, неуправляемых чувств. Трезво и без сожаления она принимает упрек в отсутствии души, который бросает ей Казанова. Авантюрный дух, по логике режиссера Ивана Поповски, является лишь формальным поводом ухода Генриэтты от героя. Главная же причина специфика всего ее существа. В шелковом шелесте дыхания слышится утомление вампирши, по-настоящему нуждающейся не в любви, а только в подкреплении сил. Кажется, она никогда не постареет, потому что выпала из нормального течения времени. Приходит в голову эффект Дориана Грея┘ В магнетизме героини чувствуется дьявольская отлученность от мира простых смертных. Тюнина как бы заново реализует амплуа женщины-вамп в его прямом смысле.
Вот здесь-то и возникает ощущение трещины в образе героини. С одной стороны почти идеальный облик, с другой нечеловеческий внутренний холод. Актриса дает «формулу» инфернальности, подчеркнуто лаконичную, без «подробностей». Но в этой формуле угадываются многие варианты развития. И темная одержимость леди Макбет, ее «обратная сторона» самоутверждения, и надменный прагматизм Марины Мнишек, и жажда жизни блистательной Миледи, неутомимо враждующей с тремя мушкетерами. Инфернальность таких героинь, как и Генриэтты, далека от полусказочной мистики, но, скорее, вырастает из безграничного индивидуалистического пафоса, пропитавшего саму органику героинь. Такие не боятся одиночества, не желают зависеть от чьей-либо любви или равнодушия, стремятся диктовать миру свою волю.
Собственно, кокетливая «змейка» Глафира, сыгранная Галиной Тюниной в «Волках и овцах», тоже не чужда подобных качеств, являя собой вамп, откорректированный и «утепленный» комизмом Островского. Глафирой движет не только инстинкт хищницы, но и жажда острых ощущений, опасных развлечений. Она вдохновенно и даже самозабвенно разыгрывает набожную тихоню перед подозрительной Мурзавецкой. С демонической насмешливостью очаровывает неуклюжего Лыняева, любя его как удобную жертву. Глафире нравится сам процесс лицедейства, плетения интриг и любования их результатами как нравится свойски болтать с Купавиной и качаться в гамаке. Героиня чувствует, что одной привлекательности недостаточно, чтобы добиться всего мечтаемого. Нужны усилия, нужно выиграть, отвоевать у мира, быть может, изначально причитающийся тебе успех. И ей по душе такой порядок вещей. Тем более что он позволяет тратить силы, которых у нее избыток.
Однако инфернальная властность может вести и к драме саморазрушения, как бы постепенного умерщвления себя изнутри. В «Шуме и ярости» по Фолкнеру режиссер Сергей Женовач будто нарочно заставляет нас пристально вглядываться в красоту миссис Компсон. Она подолгу статично, пребывает на сцене. Вот она бессильно откинулась в кресле-качалке, повторив ее плавный изгиб. Длинные пушистые волосы чудесно раскинуты. И так ужасающе механичны тягучие голосовые интонации этой женщины. Даже со своим сыном, несчастным безумным Бенджи, она разговаривает как гувернантка, как чужая. У нее еще хватает эгоистического энтузиазма пококетничать с женихом дочери. Но уже нет чуткости и воли, чтобы предостеречь от ошибок и спасти своих близких. Она умеет только осуждать. Очередной чек, присланный непутевой дочерью Кендейси, героиня будет жечь с почти маразматической педантичностью, почти патологическим наслаждением. Погасший, мертвенный взор. По-старушечьи чуть сгорбленная худощавая фигура, нетвердые шаги. Миссис Компсон превращается в пугающую старуху.
Изначальное внешнее изящество должно быть затем как бы «испытано» стилистикой поведения героинь, смыслом поступков должно обрести свой сюжет и жанр. Всякий раз оно оценивается и выглядит по-новому, не боясь снижающих моментов. В спектакле Евгения Каменьковича по пьесе О. Уайльда «Как важно быть серьезным» мисс Призм возникает на подмостках этакой «страусихой» в ослепительно белом трико и пышных перьях. Она избыточно декоративна даже для подиума. Но ей приходится жить в обыденном мире. Неудивительно, что эта экстравагантная леди-денди когда-то ухитрилась перепутать младенца с рукописью романа. У нас рождаются восхищение неотразимой героиней-моделью и ирония по поводу ее безмозглого поведения. Культ красоты и пародия на тотальную эстетизацию мира сосуществуют в образе.
Склонность к чрезмерности тема, выводящая Тюнину за пределы и демонизма, и чистого комизма. Безумно влюбленная Оливия из «Двенадцатой ночи» перестает контролировать себя, становится импульсивной. Готова сама, первая заключить в объятия своего возлюбленного и даже оторвать его от земли. Еще немного и она станет нелепой. Еще немного и усомнишься, что Оливии суждена такая же страстная ответная любовь. Веселая игра фортуны ведет персонажей к гармоничному разрешению всех конфликтов. А без опеки со стороны доброго рока героиню могло поджидать жестокое разочарование.
Самое рискованное жить непосредственными чувствами и зависеть от чувств других, не умея этого скрывать, пребывая в бестолковом недобром мире. Зина Галины Тюниной из «Тани-Тани» О. Мухиной Прекрасная Дама в кухонном фартуке. Ее не вдохновляет сознание собственной красоты. Она заливисто хохочет, радуясь пустякам. Пронзительно рыдает, узнав, что ей изменили. Она очаровательна и беспомощна, заурядна и непрактична. Умеет только легко и упоенно, без устали танцевать, что рождает грустную ассоциацию со стрекозой из басни Крылова. Грация и расслабленность, неспособность активно отстаивать себя роднят Зину с традиционно «нашими», тургеневско-чеховскими героинями. Которым невозможно не потерять Вишневый сад и не уехать в Париж как в провинцию, в никуда. Для которых и месяц в деревне может обернуться трагедией. Не случайно после роли в «Тане-Тане» Галина Тюнина сыграла именно тургеневскую Наталью Петровну.
Актриса создает образы непривычно монолитные. Однако целостность натуры ее героинь далеко не всегда тождественна светлой гармонии и никогда покою души, уравновешенности характера. Генриэтта из «Приключения» Марины Цветаевой бледная обольстительница в мужском наряде и парике. Изящная, но не хрупкая. Изысканная и, быть может, чуть суховатая графика профиля. Жесткий взгляд и ледяные интонации. Никаких намеков на душевную ранимость, трепетность. Генриэтта не знает привязанностей, неуправляемых чувств. Трезво и без сожаления она принимает упрек в отсутствии души, который бросает ей Казанова. Авантюрный дух, по логике режиссера Ивана Поповски, является лишь формальным поводом ухода Генриэтты от героя. Главная же причина специфика всего ее существа. В шелковом шелесте дыхания слышится утомление вампирши, по-настоящему нуждающейся не в любви, а только в подкреплении сил. Кажется, она никогда не постареет, потому что выпала из нормального течения времени. Приходит в голову эффект Дориана Грея┘ В магнетизме героини чувствуется дьявольская отлученность от мира простых смертных. Тюнина как бы заново реализует амплуа женщины-вамп в его прямом смысле.
Вот здесь-то и возникает ощущение трещины в образе героини. С одной стороны почти идеальный облик, с другой нечеловеческий внутренний холод. Актриса дает «формулу» инфернальности, подчеркнуто лаконичную, без «подробностей». Но в этой формуле угадываются многие варианты развития. И темная одержимость леди Макбет, ее «обратная сторона» самоутверждения, и надменный прагматизм Марины Мнишек, и жажда жизни блистательной Миледи, неутомимо враждующей с тремя мушкетерами. Инфернальность таких героинь, как и Генриэтты, далека от полусказочной мистики, но, скорее, вырастает из безграничного индивидуалистического пафоса, пропитавшего саму органику героинь. Такие не боятся одиночества, не желают зависеть от чьей-либо любви или равнодушия, стремятся диктовать миру свою волю.
Собственно, кокетливая «змейка» Глафира, сыгранная Галиной Тюниной в «Волках и овцах», тоже не чужда подобных качеств, являя собой вамп, откорректированный и «утепленный» комизмом Островского. Глафирой движет не только инстинкт хищницы, но и жажда острых ощущений, опасных развлечений. Она вдохновенно и даже самозабвенно разыгрывает набожную тихоню перед подозрительной Мурзавецкой. С демонической насмешливостью очаровывает неуклюжего Лыняева, любя его как удобную жертву. Глафире нравится сам процесс лицедейства, плетения интриг и любования их результатами как нравится свойски болтать с Купавиной и качаться в гамаке. Героиня чувствует, что одной привлекательности недостаточно, чтобы добиться всего мечтаемого. Нужны усилия, нужно выиграть, отвоевать у мира, быть может, изначально причитающийся тебе успех. И ей по душе такой порядок вещей. Тем более что он позволяет тратить силы, которых у нее избыток.
Однако инфернальная властность может вести и к драме саморазрушения, как бы постепенного умерщвления себя изнутри. В «Шуме и ярости» по Фолкнеру режиссер Сергей Женовач будто нарочно заставляет нас пристально вглядываться в красоту миссис Компсон. Она подолгу статично, пребывает на сцене. Вот она бессильно откинулась в кресле-качалке, повторив ее плавный изгиб. Длинные пушистые волосы чудесно раскинуты. И так ужасающе механичны тягучие голосовые интонации этой женщины. Даже со своим сыном, несчастным безумным Бенджи, она разговаривает как гувернантка, как чужая. У нее еще хватает эгоистического энтузиазма пококетничать с женихом дочери. Но уже нет чуткости и воли, чтобы предостеречь от ошибок и спасти своих близких. Она умеет только осуждать. Очередной чек, присланный непутевой дочерью Кендейси, героиня будет жечь с почти маразматической педантичностью, почти патологическим наслаждением. Погасший, мертвенный взор. По-старушечьи чуть сгорбленная худощавая фигура, нетвердые шаги. Миссис Компсон превращается в пугающую старуху.
Изначальное внешнее изящество должно быть затем как бы «испытано» стилистикой поведения героинь, смыслом поступков должно обрести свой сюжет и жанр. Всякий раз оно оценивается и выглядит по-новому, не боясь снижающих моментов. В спектакле Евгения Каменьковича по пьесе О. Уайльда «Как важно быть серьезным» мисс Призм возникает на подмостках этакой «страусихой» в ослепительно белом трико и пышных перьях. Она избыточно декоративна даже для подиума. Но ей приходится жить в обыденном мире. Неудивительно, что эта экстравагантная леди-денди когда-то ухитрилась перепутать младенца с рукописью романа. У нас рождаются восхищение неотразимой героиней-моделью и ирония по поводу ее безмозглого поведения. Культ красоты и пародия на тотальную эстетизацию мира сосуществуют в образе.
Склонность к чрезмерности тема, выводящая Тюнину за пределы и демонизма, и чистого комизма. Безумно влюбленная Оливия из «Двенадцатой ночи» перестает контролировать себя, становится импульсивной. Готова сама, первая заключить в объятия своего возлюбленного и даже оторвать его от земли. Еще немного и она станет нелепой. Еще немного и усомнишься, что Оливии суждена такая же страстная ответная любовь. Веселая игра фортуны ведет персонажей к гармоничному разрешению всех конфликтов. А без опеки со стороны доброго рока героиню могло поджидать жестокое разочарование.
Самое рискованное жить непосредственными чувствами и зависеть от чувств других, не умея этого скрывать, пребывая в бестолковом недобром мире. Зина Галины Тюниной из «Тани-Тани» О. Мухиной Прекрасная Дама в кухонном фартуке. Ее не вдохновляет сознание собственной красоты. Она заливисто хохочет, радуясь пустякам. Пронзительно рыдает, узнав, что ей изменили. Она очаровательна и беспомощна, заурядна и непрактична. Умеет только легко и упоенно, без устали танцевать, что рождает грустную ассоциацию со стрекозой из басни Крылова. Грация и расслабленность, неспособность активно отстаивать себя роднят Зину с традиционно «нашими», тургеневско-чеховскими героинями. Которым невозможно не потерять Вишневый сад и не уехать в Париж как в провинцию, в никуда. Для которых и месяц в деревне может обернуться трагедией. Не случайно после роли в «Тане-Тане» Галина Тюнина сыграла именно тургеневскую Наталью Петровну.
Екатерина Сальникова, «Театр, № 1», 01.1997
- Полина Кутепова: «Играть как дети»Ольга Романцова, «Театральная афиша», 03.2017
- Полина Кутепова выступит в юбилейной программе «Золотая маска в Латвии»«freecity.lv», 25.09.2015
- Театр «Мастерская П. Фоменко»: легенды и триумфыОльга Егошина, «http://kommersant.ru», 17.09.2015
- Особенности русского репертуарного театраТатьяна Никишина, «Аргументы недели», 4.12.2014
- Все начинается в фойеНиколай Пересторонин, «Вятский край», 4.10.2014
- Пять тысяч штампов для вечностиПетр Сейбиль, Яна Жиляева, «VTBrussia.ru», 17.04.2013
- Уроки французскогоЕлена Губайдуллина, «Экран и сцена, № 2 (470)», 01.1999
- Актер мирного сосуществования«Дом Актера», 05.1997
- Лики Прекрасной ДамыЕкатерина Сальникова, «Театр, № 1», 01.1997
- А еще
Наталия Якубова, «Театральная жизнь, № 1», 01.1997
- Четыре слагаемых успехаОльга Егошина, «Дом Актера, № 3-4», 1995
- Блестящий импровизаторВера Никифорова, «Театральная жизнь, № 2», 02.1994
- Смахнув пыль временР. Станкявичене, «Эхо Литвы», 25.01.1994
- Добрые игры в недобром миреНаталья Крымова, 05.1993
- Эпатирует гармонияЕкатерина Сальникова, «Независимая газета», 10.03.1993
- Не стареют ни «волки», ни «овцы»Екатерина Кретова, «Коммерсант», 17.02.1993
- Как хорошо!..Елена Губайдуллина, «Экран и сцена», 28.01.1993
- Театр от ФомыЮрий Зерчанинов, 1993
- Прошедших дней очарованье┘Наталья Крымова, «Московский наблюдатель, № 7-8», 08.1992