На пике чумных страстей

Интрига была велика: выдающийся музыкант Михаил Плетнев впервые встал за оперный пульт. Недвусмысленно высказываясь по поводу моды на осовременивание классических постановок, он обещал, что на первом месте в новой «Пиковой даме» будет музыка. Так оно и вышло.
Но разрешил ли спектакль главный спор: что в опере важнее — театр или музыка, режиссер или дирижер? Нет, он скорее еще раз с грустью заставил подумать: только в союзе того и другого родится счастливое дитя.
Аскетичные декорации Александра Боровского — колонны и горизонтальный мостик из кулисы в кулису (второй этаж сцены) — странно напомнили немудреную конструкцию последней премьеры «Евгения Онегина» в Театре им. Станиславского и Немировича-Данченко. Правда, там художник доводил до конца работу своего отца — безвременно ушедшего из жизни Давида Боровского.
В игре «найди отличия» главное — что колонны┘ черные! И весь спектакль изощренным, излишне мучающим воображение образом выдержан в черно-белых тонах. С редким вкраплением серого да с поблескиванием серебряных пуговиц на мундирах.
От Петербурга конца XVIII века веет чем-то чумным: загробные дети цацкаются с черными куклами, бал екатерининских времен похож на сцены из фильма «С широко закрытыми глазами», и даже вставные танцы и пастораль «Искренность пастушки» выдержаны в неизменно похоронных красках.
Концепция сгущенного рока и мрака, в которой работал не только художник, но и режиссер Валерий Фокин (как и Плетнев, он впервые дебютирует в опере), предопределила наличие множества сцен а ля теневой театр. А все, что не в профиль — статично повернуто прямо в зал, высвечено поярче и поет как на концертной эстраде, дабы ни одна нота не пролетела мимо уха строгого Плетнева.
Спектакль такого графичного рисунка наверняка мог бы состояться в подлинно изящном виде. Однако изящество не терпит перебора. Некоторые быстро утомленные длинноногие, ярко одетые девушки на премьере поспешили покинуть зал, стуча каблучками. Более опытные, по-настоящему заинтригованные зрители, прикрывая глаза, в первую очередь оценивали музыкальную сторону спектакля.
Кто бы сомневался, что Михаил Плетнев не просто знает мир Чайковского, но владеет им в совершенстве. Недаром он так мечтал продирижировать «Пиковой» — симфонические фрагменты спектакля производили потрясающее впечатление. Сочетание с голосами, правда, удавалось не всегда.
Среди певцов первым отметим Василия Ладюка в партии Елецкого. Молодой баритон, красавец, лауреат сплошь первых премий, в том числе конкурса Доминго, неожиданно снискал такие овации после «Я вас люблю, люблю безмерно», что спектакль пришлось приостановить. И образ создал — благородного, неспешного, несчастного влюбленного, — и вокальным мастерством блеснул. Одно непонятно: как Лиза могла предпочесть ему вот этого коренастого дядьку — Германа, которого больше всего интересуют собственные верхние ноты, существующие сами по себе. В отличие от Ладюка, ни у Лизы, ни у Германа ни слова не понять. Как ни курьезно, приходилось читать английский перевод на экранах.
Дядька дойдет до апогея, к сожалению, под гениальную, вовсе не смешную, инфернальную музыку, появившись на сцене в кальсонах. Хорошо, что в это время Лиза находится на балконе (он же Канавка), и кто там, внизу, не разглядеть┘
Не сложился образ Германа (Бадри Майсурадзе), слишком блеклой оказалась Лиза (Татьяна Моногарова) — но певицу выручают ее всегдашние искренность и обаяние. А уж кому как раз не присуща ни искренность, ни обаяние (убитое, быть может, черно-белой нарочитостью), так это режиссеру. Слишком рассудочно отнесся он к материалу, во многом иррациональному. Даже Елена Образцова (Графиня), суперзвезда этого спектакля, работая в нем не щадя себя, исходит, кажется, лишь из своих личных представлений о колоритной старухе.
Что же в итоге? Старание артистов и оркестрантов — необыкновенное. Кому же не хочется угодить Плетневу? Ведь строгость его оценок известна, нелицеприятность — легендарна. А его признание или хотя бы комплимент — дороже злата. Но получилось, что маэстро угодил только себе, создав не сценическое, но акустическое (да и то не безукоризненное из-за певцов) представление. 
Хоть и вложил он в свою «Даму» и интеллект, и труд, и душу, и страсть, в отсутствии которой его несправедливо упрекают десятилетиями. А музыка Чайковского заняла свое место в ряду высоких достижений Плетнева, которому в интерпретации этого композитора мало найдется равных.