Пиковый интерес

Постановка одной из самых притягательных опер Чайковского стала дебютом маститого Валерия Фокина в музыкальном театре. К уверенному мастерству режиссера драмы прибавился пиетет новичка. С почтительным вниманием вслушался он в великую партитуру, не заслонив театральными находками ни одной музыкальной фразы. Такой подход к классике в наше броское время бесценен. А в премьерном спектакле Большого театра замечателен вдвойне, ведь музыкальное руководство осуществил здесь маэстро Михаил Плетнев. В оркестре под его управлением звучат философские бездны Чайковского. И режиссура Фокина не мешает в них погружаться. Но все, что меломаны и так знают (и не перестают узнавать) про Германа, Лизу и старуху графиню, новый спектакль представил в несколько неожиданном ракурсе.

Гнетущая безысходность царит на сцене с самого начала. Траур носят все без исключения. Даже дети, гуляющие в Летнем саду. И даже их куклы. Но всепоглощающий черный не так страшен, как нагло теснящий его белый. Едкая белизна открывает жуткую тайну трех карт. Белый безжалостно мешает страхи и отчаянные намерения, дурманит и топит мир в гибельном безумии. Белый цвет этой «Пиковой дамы» — цвет ночных кошмаров, смирительных рубашек и привидений. Роковой белый вплетает в оперу непривычные смыслы. И экзальтированный Герман, являющийся в игорный дом в ночном белье, больше похож на Поприщина из гоголевских «Записок сумасшедшего», чем на романтического оперного героя. В таком сходстве столько тревоги и напряжения, что становится боязно за исполнителя главной партии Романа Муравицкого, сгорающего в отчаянном «Что наша жизнь? Игра!» (в первом составе Германа поет еще более страстный Бадри Майсурадзе).

Черно-белый колорит (сценограф Александр Боровский) располагает ко множеству ассоциаций, но не исчерпывает всех метафор постановки. Излюбленные Боровским мосты, строгие колонны и раздвижные щиты, превращающиеся в стены богатых особняков, и тут пришлись к месту. Основную нагрузку (в прямом и переносном смысле) несет на себе горизонтальный мост, поделивший зеркало сцены на верхнюю и нижнюю половины. Персонажи оперы теснятся наверху, оказываясь внизу лишь в особых случаях. Пространство, вытянутое в струну, неестественное и неприветливое, оборачивается для героев то пьедесталом, то тюрьмой, то краем пропасти. Небо и земля соединяются в захватывающей картине страха. Герман собирается с духом перед смертельным свиданием. А его тень все поднимается и поднимается в покои графини… Не менее эффектно решен и главный мистический эпизод оперы. Призрак умершей старухи оказывается ослепительной красавицей в пышном одеянии в стиле эпохи рококо. Рядом — целая свита ее молодых отражений. Сила возраста не властна над Пиковой дамой. Способность молодеть, через секунду стариться и вновь расцветать — чудесная привилегия графини в исполнении царственной Елены Образцовой. Тонкое актерское мастерство и мощная харизма замечательной певицы привносят в спектакль частицу уходящего большого оперного стиля. В новой минималистской режиссуре он вполне органичен еще и потому, что чуткая Образцова внимательна к партнерам. Она не ставит свою героиню во главу угла и не превращает спектакль в свой бенефис. Высокомерная победительность ее графини — необходимый контраст к трагедии несчастного Германа. Трагедии маленького человека, размечтавшегося о том, что ему недоступно.