Жизни грянули «Ура!»

Нет нужды объяснять, что такое «Дни Турбиных» для МХАТа. Именно с помощью этой булгаковской пьесы Художественный театр в 1926 году впервые попытался выяснить отношения с безвозвратно ушедшим прошлым и вступить в компромиссные отношения с советским настоящим. Режиссер спектакля Сергей Женовач о прошлом думает меньше всего. Он давно уже понял: власть — советская ли, антисоветская ли - приходит и уходит, жизнь продолжается.

Сергей Женовач борозды не испортит. Это было ясно. Еще совсем недавно он, лишенный своего дома режиссер-скиталец, заглянул на огонек в Малый театр и поставил там один из лучших спектаклей прошлого сезона «Правда — хорошо, а счастье лучше». «А ведь и правда, хорошо! — воскликнула театральная общественность. — Они с Малым просто созданы друг для друга». Теперь Женовач оказался во МХАТе. И снова пришелся ко двору. Его талант совместим, похоже, с любой труппой. Он из тех театральных садовников, которые не только с любовью окучивают на клумбе каждый цветок, но и знают секрет их непростых сочетаний. В новом мхатовском спектакле, в котором, не считая многочисленной массовки, занято разом 25 артистов, это его умение явлено во всей красе. Женовач добился-таки вожделенной мхатовской ансамблевости, о которой мы давно уже не смели и мечтать.

Это тем более удивительно, что ансамбль «Дней Турбиных» собран фактически с бору по сосенке. Главный манок для широкого зрителя — звезды сериалов Константин Хабенский (Алексей Турбин) и Михаил Пореченков (Мышлаевский) — были совсем недавно рекрутированы МХАТом из Петербурга, звезда нового театрального поколения Москвы Анатолий Белый (Шервинский) — из Центра драматургии и режиссуры, обаятельный и органичный Иван Жидков (Николка) — из Школы-студии МХАТ. И все они, включая малозаметную прежде и вдруг обнаружившую всю свою неотразимую сценическую грацию Наталью Рогожкину (Елена), приведены Женовачем к единому знаменателю его неагрессивной, но точной режиссуры. Даже большеразмерный пропагандист пива «Толстяк» Александр Семчев, рискованно выбранный на роль хрупкого, юного Лариосика, не особенно выпадает из общей молодежной команды, хотя по виду годится Турбиным и их приятелям едва ли не в отцы. Команду эту так и тянет назвать немного другим словом — компания. 

Женовач — вообще «компанейский» режиссер. Я бы даже сказала так: он умеет выстроить ансамбль, потому что умеет собрать компанию. «Дни Турбиных» 1926 года вывели в большую жизнь второе поколение мхатовцев, нынешние доказали, что молодежь Художественного театра — не безликие имяреки, как казалось еще совсем недавно. Это тоже поколение со своим необщим и весьма приятным выражением лица.

Прекрасная сценография Александра Боровского выполнена так, что земля стоит у героев под ногами дыбом. Они с трудом удерживаются на покатой поверхности и порой в прямом смысле слова катятся вниз по наклонной плоскости. Эта покатая поверхность конечно же рифмуется с асимметричным, перекошенным домом Турбиных из легендарной постановки 20-х. Но отношений с той постановкой, режиссер не выясняет так же, как не выясняет он отношений с прошлым. Оно (прошлое) не тяготит его и ему не довлеет. Чем дальше, тем отчетливее понимаешь, что, несмотря на массу исторических реалий, широкий народный фон, натуралистичные батальные сцены и мелькающие тут и там погоны с портупеями, действие нынешних «Дней Турбиных» словно бы разворачивается вне времени. В исполнении Женовача и его команды это — не спектакль о белом движении. Во-первых, потому что у самого постановщика нет никакого специального отношения ни к белым офицерам, ни к большевикам, ни к революции в целом. Во-вторых, потому что на офицеров Белой гвардии записной весельчак Пореченков, наделенный очевидным драматическим талантом Хабенский, статный шармер Анатолий Белый, не говоря уже о прочих поручиках и капитанах, все же не тянут. Они тянут на компанию хороших парней, которые по жестокой иронии судьбы попали в скверный переплет. Один погиб, остальные выжили. Мужского братства не забыли, прекрасную даму уберегли, предателя Тальберга (Валерий Трошин) уконтропупили. Сериальное прошлое Хабенского и Пореченкова тут не мешает, а лишь придает истории неожиданные обертоны. Хорошие парни (сыщики, менты, вояки) — они и в Белой гвардии хорошие парни. Компания. 

Талант Женовача в свою очередь не тянет на спектакль о судьбах Родины. Эпическое дыхание, трагедийная мощь, глубокое понимание исторической (да и всякой прочей) диалектики — это из арсенала иного режиссера. Женовач знает и умеет другое: знает толк в доброй сценической шутке и умеет вернуть театру театральность, но не вымороченную и даже не стилизованную, а словно бы первозданную. Помните ли вы, как выматывает порой и часовой спектакль, сделанный без вдохновения и мастерства? Спектакль МХАТа идет четыре часа кряду, и их как-то не замечаешь, ибо четыре часа кряду со сцены на зрительный зал низвергается мощный поток сценического обаяния. 

Последний акт «Дней Турбиных», как известно, досочиняли в Художественным театре всем миром. В результате на живом теле пьесы появились, по словам Анатолия Смелянского, «идеологические заплаты», ясно свидетельствующие о намерении героев (а значит, и самого МХАТа) сотрудничать с новой властью. Женовач многие из заплат оставил на месте. Убрал лишь совсем нелепые вроде финального аккорда, где под звуки «Интернационала» Николка говорит: «Господа, сегодняшний вечер — великий пролог к новой исторической пьесе». «Кому пролог, а кому и эпилог», — наставительно отвечает ему Студзинский. Сохранять такие пассажи Женовачу не позволяет хороший вкус. Но прочие притянутые за уши рассуждения Мышлаевского о России, которая и при большевиках останется Россией, сохранены и совершенно не сдобрены иронией. Можно, конечно, вымарать, но зачем? Компромиссная идеология пьесы вообще не составляет для Женовача проблемы, ибо в его эстетической системе она немедленно превращается в нечто иное — окрашенное легкой грустью мероприятие. В каком другом спектакле герои, решив, что сотрудничать с Советской властью ничуть не хуже, чем служить гетману, взяв в руки бокалы, тут же затянут:"Так за царя, за Родину, за веру мы грянем громкое «ура!»? Это они жизни на самом деле «ура!» кричат.

Так ли уж важно, какая там власть на дворе, если люди влюбляются, дети рождаются, снег идет и солнце светит. Если не перевелись еще на свете славные люди, не закончилось шампанское в бутылке, и вечерами около семи зажигаются еще огни рампы.