Не все скоту масленица

В «Табакерке» новогодняя премьера. Новогодняя и буквально (ее будут играть 31 декабря, а после спектакля каждый зритель получит из рук Олега Табакова бутылку шампанского с его же, табаковским, портретом на этикетке), и по настроению. «Не все коту масленица», одна из самых ярких, компактных и смешных пьес главного русского драматурга, в постановке Авангарда Леонтьева окончательно оформилась как очаровательная народная сказка, модернизированная ровно в той мере, в какой из года в год подвергаются техническому осовремениванию вечные сюжеты представлений на детских елках.

В постсоветские времена Александр Николаевич Островский стал не то что излюбленным — возлюбленным автором отечественного театра, о его свежевспыхнувшей актуальности наглядно свидетельствовали десятки опережающих друг друга премьер. На самых разных площадках самые разнообразные исполнители с небывалой удалью и вновь обретенным смыслом заговорили о капиталах, процентах, векселях, ссудах, залогах и прочих столпах как старой, так и новейшей России. Спектакль Леонтьева, напротив, не отличается финансовым пылом, он сделан легко и радостно и смотрится на едином дыхании. Здесь прелестный текст вложен в уста прелестным актерам — свободным, широким, веселым, а со сцены разливается такая милота, что все драматические сюжетные повороты случаются, словно бы понарошку. Это чистой воды комедия, причем комедия одновременно и характеров, и положений. Поучительная история о том, как несчастный, забитый молодой человек исключительно силой любви и собственного характера сначала «разводит» богатого дядюшку на серьезную сумму, а потом отбивает у него же хорошенькую невесту, преподана Леонтьевым с большой долей условности. Вот, мол, драматург написал, и мы вам сейчас все написанное, как по нотам, разыграем, потому что надо же нам этот счастливый азарт, этот щенячий восторг во что-нибудь материализовать. «Не все коту…» в «Табакерке» держится не на сюжете, не на морали, а на чистом актерском драйве.

Ипполит (Денис Никифоров) вполне смешной мальчик: длинненький, щупленький, шейка тоненькая, ушки торчат, глазки отчаянные таращатся, «душещипательные» стишки изо рта, как из прорехи, сыплются. Никифоров один из самых молодых актеров «Табакерки», и играет он пока еще с грубоватым студенческим нажимом, но главное, что таким припадочным цыпленком, как его Ипполит, дядю-самодура не ошарашишь. Только и дядя-то здесь совсем не грозен. На роль Ермила Зотыча Леонтьев привел из своего родного «Современника» замечательного Валерия Хлевинского, которого природа в противовес внушительным габаритам одарила безнадежно интеллигентным лицом. Ахов получился настолько симпатичным, что положенные ему по пьесе патологическую спесь, тупость и наглость приходится рассматривать отдельно, как карнавальный костюм. Он мил, даже когда строит сладкую вожделеющую кошачью гримасу и, причмокивая, разве что не облизываясь, тянет губы к Агнии. Ну любит богач Ахов молоденьких и симпатичных. А какой, интересно, мужчина их не любит?

Агния (Луиза Хуснутдинова) достойная дочь своей молодой и прогрессивной родительницы Дарьи Федосеевны (Надежда Тимохина). Если одна пришла к прямо-таки феминистским взглядам под влиянием тяжелых семейных обстоятельств, то другая уже и родилась вольной. На что маменька бойка, а дочка ее за пояс затыкает — и в поступках отчаянно смела, и за словом в карман не лезет. В «Масленице» три женские роли, и все три сыграны как неслабые соло, но настоящий бенефис Леонтьев обеспечил Наталье Журавлевой. Ее Феона, ключница богача Ахова, — сгусток ртути, тарахтящий перпетуум-мобиле, энергетическое торнадо. Вообще, в этом спектакле каждый выходит на сцену других посмотреть и себя показать, никакого настоящего антагонизма между персонажами нет и быть не может, поэтому завершается недолгое безантрактное зрелище всеобщей зажигательной пляской, где фигуры и коленца перемешаны с типично российской эклектичностью, но объединены главным художественным стилем «Раззудись, плечо!». Леонтьев не убеждением, а упоением доказывает, что деньги меньше, чем жизнь. Хоть и желательно, чтобы их было больше.

Что касается авангарда (не Леонтьева), то его обеспечивает сценографическая фантазия Александра Боровского. Ремонт, производимый в доме Ахова, развернут Боровским в общемосковских масштабах — решение, подсказанное живой реальностью. Оградительные сетки, вспышки сварочных аппаратов, гул, лязг и скрежет, тревожный полосатый забор с табличкой «Обход по Малой Ордынке» и предупреждающий красный фонарь. Московских строек негасимый свет. Город красных фонарей. Предчувствие перемен. Праздничное возбуждение. Новогодние премьеры.