Игроки

Порядком заезженных гоголевских «Игроков» — авантюрную комедию про артель шулеров, надувшую шулера-одиночку; историю, в которой известен каждый поворот сюжета, — ставят в двух случаях. Когда хотят сообщить свои соображения о новых временах, неотличимых от старых, — достаточно перенести дело куда-нибудь в Сочи и переодеть кого-то из шулеров в милиционера, как сделал когда-то Сергей Юрский в «Игроках XXI». Либо их ставят, если есть в наличии крепкая мужская компания, и тогда «Игроки» превращаются в соревнование: кто кого переиграет, причем не за ломберным столиком, а на сцене; кто сорвет максимум оваций, а не банк. Это случай «Игроков» Товарищества 814 Олега Меньшикова. И случай Сергея Женовача: мальчики — сильное место его молодой труппы. «Женовачи» не пытаются играть ни в девятнадцатый век, ни в век двадцать первый — они играют в театр как таковой. Карты, деньги, два стола — один накрытый к ужину, на другом расписывают партию — здесь лишь условные единицы игры. Игра эта, в сущности, бескорыстна, а козыри в ней — это искренность, достоверность, честные открытые лица и широко распахнутые глаза.

За открытые лица московская публика полюбила эту труппу, когда она еще была студенческим курсом. «Женовачи» примирили критиков самых разных взглядов и людей разного возраста. Эти лица словно утешали, что связь времен ничуть не прервалась, и разве что не обещали отсрочку конца света: если есть у нас такие мальчики, значит, не все еще потеряно.

Доверие к «женовачам» даже саму эту шулерскую комедию переводит в другой регистр — более благородный, что ли. И вот уж поверх нее рисуется романтическая драма про героя-одиночку, виртуоза, этакого Адриана Леверкюна, заплатившего за свой дар одиночеством. И толпу ремесленников, к которым он спускается со своих горних высей, купившись на обещание товарищества, общего дела, дружеского плеча. В итоге романтический герой, как ему и положено, терпит разочарование. Но сам процесс надувательства — за ним публика следит, умильно жмурясь, будто перед ними разыгрывают рождественскую сказку. Пушкин такое называл «нас возвышающий обман». В нашем случае эти слова звучат уж совсем буквально.

Уверенные в том, что Сергей Женовач вырастил в своей оранжерее особенный сорт людей, должны быть несколько разочарованы: волшебник разоблачил магию, показав, что правдивость и чистота — это дело техники и правильной организации труда. В конце концов переигрывает всех Сергей Качанов — старый женовачевский актер, игравший во всех его главных спектаклях еще на Малой Бронной. Его добросердечный папаша Глов виртуознейше балансирует между простодушием и лицедейством, которое, как и в старых спектаклях Женовача, несколько отдает юродством.

Зато коллеги-критики, которых волнует расхлябанность отечественного театра и отставание наше от Европы, сейчас бросают в воздух чепчики: простой, элегантный, техничный спектакль «женовачей», где все пригнано одно к другому так ладно, что комар носа не подточит, примиряет их с необходимостью ходить в театр и дома.

Прежде таким эталонным театром у нас числилась только «Мастерская Петра Фоменко», откуда родом Женовач. К слову, декорация Александра Боровского (зал с колоннами, коридор с аркой) почти точь-в-точь воспроизводит зал советского кинотеатра с его колоннами, которые устал обыгрывать в своих спектаклях Петр Фоменко.