Жизнь человека

Сначала не было ничего. Только тьма. Тьма и больше ничего. Хотя они, Боги, мои Боги, мои Создатели, мои Родители, существовали где-то там, за непроницаемыми стенами этой тьмы. Потом возник Свет. Синий, из одной точки откуда-то сверху, видимо, в это мгновение Они, мои Боги, встретились. Свет неяркий, пробивающийся сквозь тьму, но не пробивающий её, мерцающий, обволакивающий, и словно обнимающий и всё объясняющий. Но всё-таки объяснял всё не Свет, а Музыка — струнные, звучавшие откуда-то сверху, над светом и тьмой, и вокал — из самой сердцевины тьмы. Вивальди. Этот вечный оптимист Вивальди: всё — впереди! Всё-всё! Впереди не только целая жизнь, но и рождение. 
А вот этот сон я уже видел, причём много раз, в детстве он мне часто снился, от него я просыпался всегда в холодном поту, от страха кричал, и, мои Создатели, поднося к моим стучащим зубам стакан с холодной водой, всегда спрашивали у меня: «Что? Что тебе приснилось? Чего ты испугался?» Я никогда не мог объяснить — что это было. Как определить, как назвать то, что не имеет формы? Попробую сейчас: там тьма ворочалась во тьме. В детстве я этих ворочаний боялся, а сейчас, до моего рожденья — нет, не боюсь, это совсем не страшно, потому что теперь я понимаю, что это было всего лишь то, что я видел-невидел-ощущал, после того, как мои Создатели меня создали, но ещё не родили. А вот и огоньки во тьме зажглись, моргают, перемещаются, словно зовут: «Иди сюда!», и тьма сворачивается, схлопывается, свёртывается, и я вижу, как внизу барахтаются и поют белые и пушистые существа. Кто это? Да это же - Я! Я - пришёл! Я пою (без слов): «Я пришёл!» И я вижу Музыку, я вижу как наверху, на парящем в воздухе балкончике сидят эльфы (?!), музыканты (?!), и музыкой приветствуют меня. Я пришёл в этот мир! Мне по вивальдиевски легко и радостно — всё впереди! Пространство вокруг меня ещё раз переворачивается и теперь я смотрю сны через небольшое квадратное окошко. Окно снов. В детстве я любил сидеть на подоконнике и смотреть в окно, я был такой маленький, что целиком там помещался. Обрывки снов, что я вижу в окне, чем-то похожи на театр Дм. Крымова, который я увижу потом, во взрослой жизни: игрушки, из которых я строил мир, улыбающиеся лица родных, цветы, что росли в детстве на подоконнике, мячик, превращающийся в руках, его вращающих, в земной шар — кусочки жизни, которые врезались в меня навсегда, и бесконечный синий мир вдалеке, и руки, руки, руки┘ Детство — это руки мамы, ласкающие тебя, это — руки папы, который гладит тебя по голове, юность — это крепкие руки друзей, мягкие руки подруг, нежные руки любимых, обнимающие тебя, руки которые тянутся к тебе, а ты тянешь свои руки к ним, руки, которые вибрируют и движутся в том же вивальдиевском ритме, что и мои руки.
Всему своё время, всему своя музыка. Окно сужается, превращаясь в линию, линия — в белую стену, пространство вокруг меня опять опрокидывается, оборачиваясь цветущим садом. Жизнь — это цветущая поляна, или луг, по которому ходят и на котором лежат красивые женщины, на головах у них венки из цветов, и они поют, поют┘ Поют Гайдна. И в этой музыке есть всё — упоение и наслаждение, радость и нега, мудрость и легкомыслие, расслабление и сила. Жизнь — это изменения, это поток неуловимых изменений — вот только что Она радовала тебя, ты мог протянуть руку и дотронуться до неё, но прошло мгновение (минута, час, день, неделя, месяц, год, десятилетие, век, жизнь, ┘) и Она исчезла, превратилась на твоих глазах в россыпь цветных сверкающих блёсток. Из чего сделан этот сон? Из 3D-графики? Из многомерного видео? Из раскрашенных картонок и тряпочек? — Не важно. Важно, что он о главном, о жизни.
Всё заканчивается, за летом приходит осень, время осени жизни, время вспоминать и рассматривать старые фотографии. Пространство сна опять переворачивается, эльфы, цветущие сады и луга исчезают, вместо них — Театр Воспоминаний, депрессивный, минорный Чайковский звучит откуда-то издалека. Мы уже всё знаем, как в этом Театре Жизни всё устроено, изнанка, кулисы Театра нам уже открыты — мы знаем, кто и как в нём делает волны, гром и ветер, двигает тучи, проливает дождь. В Театре Воспоминаний нас удивляет лишь одно — это мы сами, появляющиеся на сцене Воспоминаний: «Я - какое странное слово! Неужели вон тот румяный и пухлощёкий ребёнок в синей матроске и в белых гольфиках с кисточками, и поющий песенку про лодочку — это Я?!»
Когда опадут с деревьев последние жёлтые, пожухлые листья, закончится и осень, последнее время жизни, и наступит ┘ Не надо, не говори мне что придёт. Я всё равно кожей почувствую ЭТО, когда зазвучит пьяццоловская рапсодия распада. Пьяццола рвёт свои аккорды так, как будто слышишь, как рвётся живая ткань, рвутся последние нити, соединяющие тебя с жизнью. Театр исчез, пространство вокруг меня как будто зачищено, кто они эти серо-белые тени, движущиеся за чёрными полупрозрачными стенами? Неужели вон тот, серого цвета, немощный, еле шевелящийся, похожий на засушенного червяка — это я? Я - какое странное слово. И всё-таки, это я! Я успеваю выдохнуть на обрывистом пьяццоловском аккорде: «Ааа-аа-а» Нет, в следующий раз уже не выдохну. И всё-таки выдыхаю. И ещё раз, и ещё, и … Я дышу! И ещё раз всё перевернётся, и музыканты-эльфы будут уже внутри меня, а откуда-то сверху упадёт чёрный фрак с белой сорочкой. Для меня?! Для меня. Надо одеться, надо собраться, надо-надо. И натянутся эти последние нити, вот-вот они оборвутся, и взгляд надо успеть бросить сверху последний на Землю: «Ой, как всё это похоже на Google Map!» Вот-вот оборвётся! Оборвалось? Всё исчезло, остался лишь ┘ Театр, на его крохотной сцене — те, с кем ты отыграл этот спектакль под названием Жизнь, кто провожал тебя. Они улыбаются тебе. Но щёлкают створки, и пространство медленно и так быстро схлопывается до узкой щелки, уже и сцены Театра не видно, только узенькая щель, в которую бьёт свет. Погоди! Не закрывай! Щель ещё уже! Ещё чуть-чуть света! Чуть-чуть! Но ┘ Вот тебе и театр┘ Дальше — пустое пространство. Тьма. Тьма и больше ничего. Только тьма. Потом — ничего.

Сны

Времена┘ года┘
Театр Музыки и Поэзии под руководством Елены Камбуровой
Постановка и сценография — Иван Поповски