Эпопея в камерном формате

Петр Фоменко примеривался к «Войне и миру» долго — репетиции, точнее, читку по ролям, начинали в «Мастерской» еще лет семь назад, задумано все было наверняка и того раньше. Удивительно легко удаются Фоменко спектакли, замысел которых так долго вынашивался. Так было летом с «Одной абсолютно счастливой деревней», и про «Войну и мир» можно сказать то же самое: спектакль именно легкий, даром что идет почти четыре часа.
Многое можно было угадать заранее: конечно, это «сцены» — выбранные места из любимого романа; конечно, иногда страницы перелистывают сами персонажи, читая текст по книжке с потертым переплетом; конечно, прочитано это так, словно бы не при электрическом свете, а при свечах, — очень внимательно, чуть иронично; нет толстовской тяжеловесности, как не было ее и в осеннем «Семейном счастии», которое смотрится теперь чем-то вроде эскиза — потому что эта «Война и мир», хоть и открывается монологом Пьера «Какая сила движет народами? » (и на занавесе — карта Европы), а все же про семью, семьи, мир домашний, интимный.
Что-то, напротив, выглядит довольно неожиданно: например, распределение ролей. Кто бы сомневался, что Пьера Безухова будет играть Юрий Степанов — актер безуховской комплекции и замечательного трагикомического дара. А вот нет: Пьер — Андрей Казаков, игравший когда-то в «Приключении» Казанову. Одет он совершенно богемно: длиннейшая вязаная кофта со свисающими рукавами, просторная накидка и широкополая шляпа. Волосы всклокочены, на кончике носа — круглые очки; но смотрится все это отнюдь не нелепо — модно. И когда Наташа Ростова все повторяет: «Какой он смешной! », в ее интонации есть уже доля кокетства.
Наташу играет Полина Агуреева, она же — Элен Курагина — первая жена Пьера. Такие пересечения идут через весь спектакль: Жюли, обмолвившаяся, что увлечена Николаем Ростовым, и Соня, влюбленная в него, — одна и та же чудесная Ксения Кутепова. Еще она, впрочем, княгиня Болконская, жена князя Андрея — беременная бедная Лиза. Но так или иначе, именно из всех этих деталей — кто как одет и кого играет в первом действии, а кого во втором и третьем — складывается постепенно сюжет, разделенный формально на три части: «Петербург», «Москва», «Лысые Горы»; действие обрывается отъездом князя Андрея на войну.
Части четко очерчивают три бытовых круга, пересечения которых опять-таки сугубо театральны: здесь царствует (порой кажется, что безраздельно) Галина Тюнина — сначала хозяйка петербургского салона Анна Павловна Шерер в костюме a la Зинаида Гиппиус, затем графиня Наталья Ростова в нелепых рюшах, с ее московским радушием и провинциальностью, наконец, в третьем акте — тихая княжна Марья; все три роли — абсолютно разные! — сыграны виртуозно, так, что лучше не бывает. Надо бы еще обязательно вспомнить Мадлен Джабраилову, играющую во втором акте княгиню Друбецкую (что назойливо хлопочет за безуховское наследство), а в третьем — гувернантку Болконских мадемуазель Бурьен. И Карэна Бадалова — старого князя Николая Андреевича Болконского; образ почти карикатурный, но именно «почти».
Смешной ли роман «Война и мир»? Странный, кажется, вопрос, но вот у актеров «Мастерской» выходит временами очень смешно — не то чтоб они играли комедию, все дело в каких-то забавных мелочах, на которых они ловят своих персонажей.
Война, впрочем, все-таки есть — как фон, придающий серьезность всей этой семейной кутерьме: и занавес с картой, и разговоры, и недописанные портреты двух императоров по углам, и сборы вечно хмурого и необаятельного князя Андрея (Илья Любимов) — его обреченность отыграна, правда, как-то совсем уж старомодно-театрально, с простодушно исполненной песней «Мальбрук в поход собрался, вернется ли — бог весть». То есть война пока еще как бы невсамделишная, но уже размыкающая семейный круг. И тут же возвращающая назад, к мысли, что настоящая, серьезная жизнь (то самое «дело», к которому стремится князь Андрей) — не там, а здесь, где семья, дом и тысяча мелочей, из которых собран этот спектакль. Остается только повторить, что в «Мастерской», как нигде, умеют превращать хрестоматийный текст в настольную книгу и говорить о простых истинах и традиционных ценностях с минимумом пафоса; потому что смысл — театральный, во всяком случае, — все же не в пафосе, а в обаянии самой игры, актерства, того, чем более всего и знаменит театр Фоменко.
Тут, видимо, важно еще, что это «сцены», что только начало романа, что все намечено штрихами: этюдность, незавершенность — счастливый для Фоменко и его актеров метод. В их «Войне и мире» нет никакой глобальности, ничего такого, что давило бы и не давало вздохнуть: воздуха достаточно, пространство романа открыто, персонажи — живые, страницы перелистываются свободно и легко; хочется читать дальше.