Седьмой континент

К 22 июня 2000 г. Петр Фоменко выпустил спектакль, поставить который мечтал еще в 70-е, — «Одна абсолютно счастливая деревня» по повести своего друга, мало известного тогда, да и сейчас писателя Бориса Вахтина (1930-1981).

В 70-е это ему не удалось, в 80-е тоже, и вряд ли дело только в идеологии — в том, что «Деревня» была опубликована сначала в «Ардисе», а только потом у нас и что один из ее героев, немец-военнопленный по имени Франц, совсем не похож на немцев, которые возникали в книгах, спектаклях и фильмах к 30-летию или 40-летию победы в Великой Отечественной. Поставить «абсолютно счастливую деревню» — такой, какой появилась она сейчас, — мог только человек, уже давно живущий на свете и давно размышляющий о том, что же такое абсолютное счастье.
В финале спектакля немец Франц держит в руках граммофон с вертящейся пластинкой «Лили Марлен» и дотошно, слово за словом переводит на русский этот немецкий шлягер. И, кажется, мелодия, послевоенному поколению не немцев известная лишь по знаменитому фильму Фасбиндера, озвучила собой весь спектакль — рассказ о женщине, пережившей, даже не осознав это толком, глобальную катастрофу.
Но если фасбиндеровскую героиню несет по самому гребню волн, поднятых бурей, то деревенская девушка Полина как жила, так и живет в своем тихом углу вместе с козами, овцами, курами, огородным пугалом, колодезным журавлем и стародевичьими тетками, которые свято хранят какую-то роковую тайну.
Театр Фоменко уже давно превратился в миниатюрное подобие Мариинки — место, где по никому не известным причинам одна за другой появляются замечательные актрисы, при том что во всех остальных местах их страшный, ужаснейший дефицит. В «Деревне» нет прославленных фоменковских звезд: ни Галины Тюниной, ни сестер Кутеповых, а Мадлен Джабраилова занята в двух крошечных ролях — коровы и бабы Фимы. Спектакль поставлен на Полину Агурееву — совсем молодую актрису, для которой это первая главная роль на московской сцене и которая теперь явно должна перейти из «младшей группы» в главный состав «фоменок».
Ее Полина влюбляется, беременеет, играет свадьбу 21 июня 1941 г., а 22 июня ее муж (Сергей Тарамаев) отправляется на войну Его убивают, она рожает мальчиков-близнецов, а потом в деревне появляется пленный немец — и Полина опять рожает: двойняшек-девочек. На этом история, собственно, и заканчивается, и становится ясно, что это была история об абсолютном счастье.
Возможно, в 1965 г., когда появилась повесть, рассуждения о счастье применительно к забытому богом углу СССР звучали вполне иронично. Но интонация Фоменко совершенно серьезна: его «одна деревня» — это не сталинский колхоз, это целый мир, где все со всем связано, неодушевленные предметы сострадают одушевленным, а умершие подсказывают живым, как следует поступить, потому что сверху видно все-таки лучше.
В отличие от глобальной антиутопии, на которую замахнулся своим «Чевенгуром» Лев Додин, «Деревня» Фоменко не только не (анти)утопична, но и совсем не глобальна. Актеры, играющие совсем рядом со зрителем, длинное синее полотно, изображающее речку, окопы, похожие на песочницы, а небеса обетованные — на гамак, подвешенный высоко на деревьях близ дачного домика, — очень уютный мир, который катастрофы разрушить не могут, потому что они, катастрофы, тоже кем-то задуманы и для чего-то нужны.
Жизнь победила смерть — где именительный падеж, где винительный? — писал Даниил Хармс. Фоменко поставил спектакль, где жизни удалось занять именительный. Ради такого результата даже не обидно было держать паузу в 30 лет.