«Улисс» в «Мастерской Петра Фоменко»

Карл Густав Юнг в отзыве на роман Джойса «Улисс» вспомнил слова своего дяди. Будучи человеком, умеющим увидеть суть явлений, он однажды спросил: «Знаешь, как дьявол терзает грешников в аду?» И сам себе ответил: «Он заставляет их ждать».

Действие великого романа Джеймса Джойса длится всего один день и одну ночь. Это время проживают в книге Стивен Дедал, Леопольд Блум и его жена Молли, к которой он после скитаний по Дублину возвращается и которая, в отличие от Пенелопы, его не ждет. «Улисс» — самое долгое ожидание в мировой литературе. Ожидание конца романа, который так и не заканчивается, обрываясь словечком Молли — «да». Сумбурный монолог героини (более пятидесяти страниц без единого знака препинания) — одна бесконечная фраза. Произнесение его со сцены заняло бы около трех часов┘

Гениальный «Улисс» напоминает циклопическое лего, состоящее из обрывков эмоций, мыслей, сведений; из скрытых или прямых цитат. Каким образом Джойса, нанизывавшего клочки фраз и слов на произвольно изогнутые рациональные структуры, соединить с привычной кантиленностью русского психологического театра? Понимая невозможность такого пути, постановщик спектакля Евгений Каменькович выбрал другой: он обратился к технике коллажа, «монтажу аттракционов» — тому, что сближало Джойса с высоко ценившим его Сергеем Эйзенштейном. Монтаж и позволил Каменьковичу состыковать множество несхожих фрагментов в шестичасовой спектакль.

Фрагменты эти различны не только по стилистике, но, увы, и по качеству. Особенно хороши, как ни странно, те, где на первый план выступают персонажи второго: Бык Маллиган, Буян Бойлан, Терри, Цирюльник (Андрей Казаков); Директор, Маккей, Эглингтон (Алексей Колубков); Адвокат, Листер, Ленехан (Олег Любимов); Саймон Дедал, Рассел (Владимир Топцов). Это истинный парад образов — сочных, как пушкинский «ростбиф окровавленный», хотя порой и плакатно плоских. Оно и немудрено. Евгений Каменькович известный мастер изобретательного гротеска, ставшего вместе с «монтажом аттракционов» доминантой в современном театре.

С главными героями сложнее. У Джойса в Леопольде Блуме есть проблески человеческого, слишком человеческого — пристрастие к чуть отдающим мочой жареным почкам и чуть пикантным эротическим лакомствам. Почку Блум жарит и в спектакле, но от чувственных влечений он здесь избавлен начисто. В результате Анатолию Горячеву досталась совершенно выхолощенная роль. У Джойса вызывающе банальные и подчеркнуто недодуманные мысли Блума непрерывно пульсируют, что позволяет говорить о пародии на интеллигента. В спектакле это скорее бесчувственная кукла.

Юрию Буторину, играющему Стивена Дедала, тоже непросто. У Джойса Дедал — хранитель и смелый интерпретатор идей бесконечного ряда знаменитых писателей и философов: Платона, Аристотеля, Беркли, Гомера, Фукидида, Эсхила, схоластов, Пико делла Мирандолы, Грина, Шекспира, Блейка, Гете, Шелли, Мура, Ибсена и т.п. Но на сцене из цитат мало что извлечешь, и роль Дедала меркнет. Перед нами просто молодой человек, у которого умерла мама и который пытается пристроить в газету дурацкий текст. Негусто для молодого и, похоже, способного и не лишенного обаяния исполнителя.

Настоящими же открытиями «Улисса» Каменьковича стали женщины. Их всего две: юная Роза Шмуклер и мастерица плести восхитительные сценические кружева Полина Кутепова.

Дебютантка привлекла свежестью и изяществом органики, ироничной остраненностью, красивым певческим голосом. Всегда прельстительная и воздушная женственность Полины Кутеповой в этот раз засияла новыми оттенками — лукавства и пряности. От ее сценических арабесок веет и тоской по любви; и будоражащим кокетством; и нежностью к спящему рядом, пусть не любимому, но такому близкому мужу, которого она, как ребенка, вдруг начнет качать на коленях. Молли не лежит, как в романе, неприлично долго и томно, раскинувшись на постели, вдавившись в нее тяжестью чуть переспелого тела, — она носится легко, как птичка божья, весело преодолевая земное притяжение. Она другая, чем Молли Джойса. Лиричнее, многограннее, задушевнее, интереснее. Джойс играл мифами, Полина Кутепова — сама миф, воплощение неиссякающей радости бытия. Режиссер оставил ей из полуторачасового монолога всего тридцать пять минут. Говорю «всего» без иронии. Именно в эти минуты роман обретает в спектакле настоящую, а не мнимую сценическую жизнь.

Многоголосие чувственных импульсов и лейтмотивов в изображении внутренней жизни находит наиболее адекватное выражение в построении пространства сцены (сценограф Владимир Максимов, художник по свету Влад Фролов). Оно распахнуто ввысь, вширь и вглубь, живет согласно сложной цветовой, световой, архитектурной, пластической режиссерской партитуре.

Спектакль заканчивается, как и у Джойса, монологом Молли. Финал куда как хорош. Только вот наступает он, как и у Джойса, поздновато.

Оригинал статьи