Скромное обаяние Достоевского

Недавно открывшаяся Новая сцена МХАТ имени Чехова была с самого начала предназначена худруком Олегом Табаковым для экспериментов. Камерных, негромких, но непременно многообещающих. Новую сцену можно было бы легко переименовать в Школьную: она открылась дебютом на мхатовской сцене литовца Миндаугаса Карбаускиса — «сочинение на темы Гоголя»; следующий спектакль — самостоятельная молодежная работа по прозе Астафьева; а теперь снова «сочинение» — на этот раз по роману Достоевского.

С именем режиссера Елены Невежиной, четыре года назад выпустившей свою первую работу на профессиональной сцене, в сегодняшнем московском репертуаре связаны только самые кассовые, звездные и успешные спектакли, удовлетворяющие и желаниям публики, и взыскательному вкусу придирчивой критики. «Жак и его господин» с Владимиром Стекловым и Константином Райкиным, «Загадочные вариации» с Игорем Костолевским и Михаилом Филипповым, «Сто йен за услугу» с Евдокией Германовой и Михаилом Хомяковым, «Контрабас» с тем же Райкиным: зритель может не вспомнить имени постановщика, но то, как замечательно и ярко играли актеры, он уж точно не забыл. А это — редкое умение и огромное достоинство режиссера.

Внятно и бесспорно входя в профессию, молодая ученица Петра Фоменко (главного на сегодня «садовника» театральной поросли — актерской и режиссерской) сразу зарекомендовала себя как оригинал, любящий нехоженные тропы: Том Стоппард, Милан Кундера, Айрис Мердок, Патрик Зюскинд — высококлассная и необычная западная драматургия. 

Последняя же работа Елены Невежиной — возвращение к студийности, к ученичеству, но на высоком уровне мастерства. Хрестоматийное произведение, отсутствие бенефисных ролей, неторопливое, тщательное вчитывание в текст Достоевского, предельный лаконизм в выборе сценических эффектов, какая-то общая атмосфера повышенного внимания к человеческой природе.

Жанр определен как «сочинение по роману», поэтому пересказа содержания не требуется. Вот нам и не показывают ни убийства старухи-процентщицы, ни смерти чиновника Мармеладова, ни Катерины Ивановны, ни Свидригайлова. Круг персонажей сведен к минимуму, «сочинение» посвящено исследованию душевных метаний Родиона Раскольникова, его «игривенькой психологической идейки», как выразился Порфирий Петрович. К началу действия спектакля преступление уже совершено, и Раскольников безуспешно пытается определиться, приписать себя какой-то из крайностей: «Наполеон» или «тварь дрожащая» — вечное, непотопляемое противопоставление. 

Актер Евгений Цыганов, также ученик Петра Фоменко, играет Раскольникова современным нервным мальчишкой. Психологическая и эмоциональная подвижность актера невероятна. Его Родион то улыбчиво — до ямочек на щеках — обаятелен, то трезв и жесток. Молодость брызжет из него, как сок из яблока, которое он в приступе горячности раздавливает одной рукой — походя, не заметив. Интеллектуальное напряжение сменяется внезапной усталостью от жизни. На патетический вопрос Сони «На страдания ты готов идти?», отвечает покорно, почти брезгливо — иду, мол, иду┘ Антагониста, идейного противника у этого Раскольникова нет: подковырки шута и оборотня Порфирия (Андрей Ильин) и истерические всплески Сони (Елена Панова) служат даже не катализатором, а лишь фоном его мыслительных процессов.

Театр по Достоевскому — это всегда трудный театр, многословный, насыщенный мыслью и страстью. Четкое самоограничение в выборе темы «сочинения» и умение работать с актерами позволило режиссеру создать крепкий, умный и понятный спектакль, богатый живым чувством и искренностью.