«Иди сюда, буржуазненький наш!»

Полоумный лицедей Брюскон пытается поставить спектакль. Терзает свою семью. Репетирует до одури, до седьмого, восьмого, двенадцатого пота, до изнеможения. Андрей Смоляков столь же неистово и страстно играет своего героя, как он стремится поставить спектакль. Брюскон гоняет сына: «Иди сюда, буржуазненький наш!»; ругает жену: «Антиталант!»; недоволен всем, вопит, как вол, и в то же время замечает, что в современном театре разучились нормально общаться, только сплошной крик стоит. Смоляков блестяще играет Брюскона: кто-кто, а он-то знает все болезни лицедейства, дикую смесь самообожания и мнительности, неодолимой потребности в публике и тягу к естественности.

Гений этот Брюскон или же просто одержимый бездарь, зрители так и не поймут. Скорее всего в Брюсконе божий дар перемешан с яичницей в той же степени, в какой в пьесах автора «Лицедея» Бернхарда слиты покупка брюк и поэзия Шекспира, рассуждения о судьбах Австрии и супе с лапшой.

Спектакль получился приятным и словно знакомым, и неудивительно, что зрители, выходя из зала, перешептывались: «И чего это наши режиссеры не ставят Бернхарда?» Дело в том, что Миндаугас Карбаускис из сложной и абсолютно несентиментально пьесы сделал замечательный, но незатейливый спектакль о тяжелой актерской доле. А в пьесе Бернхарда показан художник, поставленный в ситуацию абсолютной немоты, смешно, курьезно и нелепо, но все же осознающий кризис всех выразительных средств. Брюскон попадает в ситуацию «комедии, которая на самом деле трагедия» не потому, что написал бездарную пьесу, а теперь терзается сомнениями на этот счет, а потому, что, поняв исконную лживость театра, пытающегося «изображать», продолжает служить ему.

Андрей Смоляков, играющий «на разрыв аорты», парадоксы Бернхарда и умение Карбаускиса создать цельный и стремительный спектакль — все это обеспечит зрителю превосходный вечер.