Гадание о «Маске»

Имена лауреатов «Золотой маски» стали известны вчера вечером. Однако сейчас, пока пишется этот текст, бюллетени окончательного голосования собраны и спрятаны счетной комиссией (в отличие от политических выборов, тут люди стараются не жухать и держат рот на замке); ни председателю, ни членам жюри еще неизвестно, что в итоге решил их коллективный разум; я же пытаюсь лишь угадать его решения. Это такое же интересное занятие, как игра на тотализаторе. Даже более интересное: в спорте победитель иногда предсказуем настолько, что букмекерские конторы попросту отказываются принимать ставки на фаворита. У нас нет ни букмекеров, ни полной определенности.

На кино- и театральных фестивалях никто никогда ничего не знает наверняка, и все же лауреаты «Маски» редко оказываются совсем случайными, вызывающими недоуменный ропот фигурами. За десять лет нечто подобное случалось раза два-три, не больше. Если сравнить с деятельностью комитета по Государственным премиям (не говоря уж об «Овации», «Триумфе», «Московской премьере», «Хрустальной Турандот» и пр.), это почти непогрешимость.

Театральные темные лошадки обычно выигрывают, когда в жюри разгорается конфликт интересов, точнее сказать, конфликт амбиций и неприязней. Условно говоря, когда сторонники режиссера Х. понимают, что его шансы на победу очень малы, но уж если не Х. , настаивают они во время обсуждения, то никоим образом и не Z. ! В итоге лауреатом становится неяркий, но и не вызывающий острого раздражения персонаж N. 

Это лишь один из возможных сценариев, самый простенький. Тактика споров и уступок, талант расчетливо смолчать и своевременно повздорить, шансы членов жюри повлиять друг на друга и на итоговое решение — тема важная, увлекательная, но не наша. Мы будем исходить из того, что в искусстве все-таки существуют объективные ценности, а люди, призванные судить об этих ценностях, в большинстве своем вменяемы и не слишком пристрастны.

На мой взгляд, XI «Золотая маска» предоставляет членам жюри не так уж много возможностей свалять дурака. И в театре большой формы, и в театре малой формы, и в театре непонятной формы (премия «Новация») можно выбирать между сильными, первоклассными работами; нужно очень уж изощриться, чтоб отдать свои голоса вещам, заведомо более слабым.

Разумеется, у каждого есть свои театральные пристрастия; у меня они тоже есть, и скрывать их я не собираюсь. Судя по афише фестиваля, театральный сезон 2003/04, в Москве прошедший прилично (замечательным его назвать нельзя, но содержательным — можно), не задался ни в Санкт-Петербурге, ни в главных театральных городах провинции. Было бы, на мой взгляд, приятно и справедливо, если бы премии «Маски» получили те спектакли, которые московская критика на сайте www.smotr.ru назвала лучшими премьерами прошлого сезона: «Скрипка Ротшильда» в МТЮЗе (Большая сцена) и «Когда я умирала» в Театре п/р О. Табакова (Малая сцена). Однако если награды достанутся «Дяде Ване» (принадлежит Театру п/р О. Табакова, играется на Основной сцене МХТ) и, скажем, «Лестничной клетке» (театр «ОКОЛО дома Станиславского»), тоже особо возражать не придется. При всех достоинствах изобретательного питерского спектакля «Pro Турандот» (театр «Приют комедианта») и омской постановки «Король умирает» с Михаилом Окуневым — Беранже Первым (Театр драмы), работа Погребничко и Загорской в недавно сгоревшем театре «ОКОЛО» представляется мне и более цельной, и более нежной, и более важной. Не говоря уж о спектакле Карбаускиса по роману Фолкнера.

Что касается премии за лучшую режиссеру, все будет зависеть от того, насколько всерьез жюри отнеслось к понятию «лучшая режиссура». Если эта премия опять стала утешительным призом, ее могут получить и Александр Морфов («Дон Жуан», Театр им. Комиссаржевской), и Андрей Могучий («Pro Турандот»), и даже Вячеслав Кокорин, по всем правилам умерший в омском актере Окуневе. У Кирилла Серебренникова («Мещане», МХТ) шансов, по-моему, меньше: жюри «Маски» привыкло учитывать географический фактор и вряд ли захочет скапливать все основные награды в Москве. Если же относиться к награде всерьез, ее должен получить постановщик лучшего спектакля. Либо автор фантастически тонкой и сложной режиссерской партитуры, которую загубили исполнители. Таковых на XI фестивале я не заметил. 

Перед началом фестиваля я писал, перечисляя актрис-номинанток, что моя личная память чувств раздирается натрое; теперь пора выразиться определеннее. У московских критиков не принято во время «Золотой маски» ходить на спектакли московских театров. Это правильно (зачем занимать место, которое порадует коллегу, приехавшего издалека), но из-за этого я не знаю, кто лучше сыграл в фестивальных спектаклях: Евдокия Германова в «Когда я умирала», Ирина Пегова в «Дяде Ване» или Алла Покровская в «Мещанах». В прошлом сезоне на них нельзя было наглядеться; любую из них я наградил бы всем, чем угодно. Впрочем, из московских претенденток на премию за лучшую женскую роль (иногородних в этом году не имеется) ни одну нельзя сбрасывать со счетов: и Евгения Добровольская, и Лилия Загорская, и Нелли Уварова — отличные актрисы и достойные соперницы.

С актерами-мужчинами для меня все обстоит гораздо проще: Валерий Баринов, артист Малого театра, потрясающе работает в «Скрипке Ротшильда», а Константин Райкин, на премьере лишь прикидывавший, что как играть, замечательно понял и развил свою роль в «Ричарде III». По-моему, они могут состязаться лишь меж собою; если премию получит кто-то третий, я возропщу: неправильно вы там в жюри бутерброды едите.

А ведь очень может статься, что некто «третий» (скажем, петербуржец Александр Баргман, играющий Дон Жуана) ее и получит — хотя бы в силу уже упоминавшегося географического фактора. Точно так же я вовсе не уверен, что премию получит художник Сергей Бархин, хотя его работу в «Скрипке Ротшильда» не стыдно назвать гениальной (лучшей на фестивале — это уж точно).

Подвожу свой личный итог нынешней «Золотой маски»: все фестивальные награды этого фестиваля я, преодолев некоторое чувство неловкости, оставил бы в Москве, не считая приза «Новация». Его я отдал бы Русскому инженерному театру АХЕ (СПб) не только потому, что мне давно нравятся представления Максима Исаева и Павла Семченко, но и потому, что эти представления все отчетливей впускают в себя актерскую работу, становятся сюжетными и т.д. Это уже не игрища умных художников, а театральные спектакли в собственном смысле слова. Год с лишним назад, когда АХЕ привозил в Москву «Мокрую свадьбу», я уверенно писал, что так оно и будет, а критику очень приятно увидеть свое предсказание сбывшимся.