Детские игры со смертью

Молодой и очень успешный ученик Петра Фоменко,"назначенный Олегом Табаковым на роли самого серьезного наследника мхатовских традиций, Миндаугас Карбаускис с некоторых пор специализируется исключительно на темах и образах смерти. Так было про него написано и сказано не единожды, благо были поводы: «Старосветские помещики», «Долгий рождественский обед», «Когда я умирала» так или иначе вокруг этих сюжетов строились.

Разумеется, смерть — вещь обременительная для сознания чувствительного человека и вполне достойная осмысления. Только вовсе не ее исследует Карбаускис. Он заворожен тем, что находится на ее границах, его преследует тайна переходов, проникновений, в конце концов — тайна примирения. Холодная, несколько суховатая, прозрачная ясность его сочинений создает странное мерцание, взаимное проникновение двух миров. Эта зона пересечений пульсирует у него отнюдь не абстрактным философствованием, а чувственной, почти интимной радостью узнавания. «Здешнее» перевернуто и отражено «тамошнем».

Разумеется, столь отчаянная преданность одному сюжету вызывает кроме почтения легкий смешок всегда готового к иронии критика. И вот — дивный кульбит: Карбаускис, как будто прямо в расчете на этот смешок, устраивает очередной аттракцион со смертью. Семь будущих повешенных, семь приговоренных к смерти, резвясь, точно дети, на пузиках скатываются с горки — прямо в сугроб, в море, в смерть. Шум волны и горячий музыкальный всплеск Гиедрюса Пускинигиса подхватывают их молодые тела, и снова —спуск, и снова — радостный всплеск волны.

Горка — это гладкий, ровный планшет сцены, скошенный к рампе под сильным углом (художник Мария Митрофанова). Углом к нему прилепилась большая кровать с одеялами и подушками, из которых мальчики и девочки — террористы будут готовить себе смертные одежды. Василий Каширин (Алексей Усольцев), надев одеяло, точно огромный меховой воротник, себе на шею, двигается к виселице, защищая шею от веревки и себя — от смертного холода. А юная Таня Ковальчук (Наталья Костенева) кутает ладони в подушку как в муфточку. Каждый из них в ночь накануне смерти прячет в этой кровати свои страхи, свой ужас. Постепенно в ней скапливаются сразу несколько тел, еще полных жизни, но почему-то кажется, что это уже братская могила, засыпанная снегом.

Вообще режиссура Карбаускиса полна такими сильнейшими визуальными решениями, образами, которые потом долго не оставляют сознание. 

По традиции уколы, урокам Фоменко и Женовача Карбаускис знает, как работать с прозой. В его «Семи повешенных» каждая душа наперечет, каждый из «повешенных» — подробная, редко дающаяся современному театру история человека. И стоит в глазах маленькая Муся (Яна Сексте), знающая, что смерти нет, и идущая умирать с веселым и отчаянным Цыганком (Дмитрий Куличков), мудрый и знающий, что такой смерть в самой жизни, и потому примиренный с ней Вернер (Алексей Комашко), нежно взятый им «в пару» на дороге к виселице убийца Янсен (Александр Воробьев), спортивный, бодрый Сергей Головин (Александр Скотников), оплаканный своими родителями с невероятной, почти трагической силой.

Вот и вышло к Карбаускиса, что Леонид Андреев, столь мрачный и пугающий, оказался совсем нежным, почти сентиментальным. И хочешь, не хочешь — забьется сердце от сострадания. Но не сентиментальной силой движется рассказ Карбаускиса. Он держится на глубоком и тонком постижении самой жизни, насквозь пронизанной смертными тенями.

Дети, весело, отчаянно и беззаботно скатывающиеся с горки на пузиках прямо в смерть, — вот конечный и главный образ спектакля. Талантливый и прекрасный.