Миндаугас Карбаускис в присутствии любви и жизни

Сегодня и завтра на сцене академдрамы — «Тартюф» Мольера с участием Владимира Калисанова (нас, уверены, простят другие достойные артисты), и после перерыва в день — «Гамлет» Шекспира, где играет Сергей Сосновский. 

Радуясь редкой возможности посмотреть спектакли прославленных коллективов, мы поначалу решили не утомлять их создателей и тех наших читателей, что по разным причинам не могли попасть в эти дни в театр, своими субъективными впечатлениями. Продержались относительно долго — «Сублимацию любви» и «Любовные письма», «Дядю Ваню» и «Лес».

А потом случился «Рассказ о семи повешенных». И стало ясно, что промолчать по его поводу — пропустить значительное театральное событие. 

Похоже, с легкой руки Олега Павловича Табакова Павел Леонидович Ипатов станет настоящим театралом. Его появление в тюзе было встречено не меньшими аплодисментами, чем присутствие в том же зале руководителя МХТ. Но главное в тот вечер происходило, безусловно, на сцене.

Даже те, кто пришел посмотреть недавних выпускников нашего театрального факультета, Дмитрия Куличкова и Алексея Комашко (оба учились в разные годы в мастерской народного артиста России Александра Галко и работают теперь в МХТ и «Табакерке» соответственно), признавались, что очень скоро «забыли про своих», увлеченные самим спектаклем.

Леонид Андреев написал «Рассказ о семи повешенных» в 1908-м и посвятил Льву Николаевичу Толстому. Факт этот важен не в связи даже с вышедшим незадолго до этого знаменитым публицистическим обращением «Не могу молчать», а с тем, на наш взгляд, что режиссеру Миндаугасу Карбаускису удалось приблизить полуторачасовой спектакль к эпическому повествованию, доказать соответствие, неслучайность андреевского посвящения и придать небольшому рассказу романное звучание. 

Отечественный театр, практически забывший Андреева-драматурга, общими усилиями создателей спектакля вернул его имени безусловную театру принадлежность. Прибрав некоторую авторскую неряшливость, эмоциональный захлеб и многословность, режиссер обнаружил драгоценные для сценических решений непосредственность, простодушие, открытость и отчаянную откровенность чувств, что проявляют герои, оказавшиеся в предельной ситуации. 

Напомним, что у Андреева речь идет о террористах, приговоренных к смерти за готовившееся покушение на сановную особу. Содержание рассказа составляют краткие предыстории каждого и душевные состояния молодых людей накануне гибели. Читать его трудно, почти мучительно. Содержание спектакля Карбаускиса, очень ему близкое, хочется восстанавливать в памяти по минутам, дорожа и переживая вновь, потому что невыносимости Андреева, переведенные в плоскость театрального искусства, обретают не то чтобы иной смысл, но умело и, очень хочется сказать, — мудро корректируют его восприятие. Излишне говорить о том, насколько это важно во времена, когда привычные истерические вопли и непрекращающийся общий базар «за правду» никто уже не хочет слушать. Невозможная тишина зрительного зала на «Рассказе о семи повешенных» свидетельствует это лучше любых слов.

Нетрудно предположить, как сюжет про организованное покушение мог быть разыгран сегодня иными резвыми постановщиками. Миндаугас Карбаускис словно ничего не желает знать про его «актуальность», понимая, что актуальным на театре не может быть то, что ясно всем. Ценность человеческой жизни, ее суверенное непреходящее значение становятся главным эмоциональным переживанием его спектакля.

Режиссер и артисты не разбираются в заблуждениях героев и не судят их поступки, оставляя за каждым выстраданное право распорядиться личным мигом своим на Земле. От этого еще больнее, но отчего-то не безнадежнее.

Строгая стройность режиссерского высказывания, замечательно поддержанная, мощно прочувствованная и переданная всеми без исключения артистами не сводится ни к любимой мысли, ни к одному смыслу. Но впечатление оставляет удивительное цельное и очень сильное. Как будто ты сам уже ступил в ту воду, что уносит в спектакле героев Андреева.

И больше нечего бояться: ни жизни, ни смерти.