Счастье — хорошо, а правда — хуже

В тот самый день, когда жюри «Золотой маски» отправилось в Малый театр отсматривать прошлогоднюю постановку Сергея Женовача «Правда — хорошо, а счастье — лучше», Женовач выпускал свой новый спектакль — на этот раз во МХАТе имени Чехова. Премьера более чем ответственная: сыграть «Дни Турбиных» Булгакова в Художественном театре для режиссера шаг не менее амбициозный, чем поставить Островского в Доме Островского.

Прошлогоднее сценическое столкновение правды и счастья в творчестве режиссера Женовача вовсе не кажется случайным. Его смело можно именовать одним из главных театральных спецов по счастью — не зря он ученик Петра Фоменко. Счастье в спектаклях Женовача рождается словно бы из сущей чепухи: из тихого пения под сурдинку, из повседневной нелепицы, из шумных застолий и бесед вполголоса. Что же касается правдоискательства, то за этим — к кому-нибудь другому. Режиссерская манера Женовача застенчива и непафосна, и ни в одной из своих работ он не брал на себя смелость заявить о том, что вот наконец-то им найден философский камень правды. Уходя от роли третейского судьи, Женовач симпатизирует и правым, и виноватым. Прекрасный пример — «Горе от ума» все в том же Малом театре: чуть иронизируя над риторикой Фамусова и Чацкого, Женовач исподволь внушал зрителю нежное любовное отношение и к тому, и к другому.

«Дни Турбиных» в этом смысле логично вписались в женовачевский контекст. Ведь Булгаков сочинил свою пьесу всего лишь о том, как простое обывательское счастье столкнулось с десятками правд, каждая из которых тщится водрузить свой собственный флаг над городом Киевом. Красная, белая и жовто-блакитная правды со всех сторон теснят маленький мирок семейства Турбиных, опасно раскачивая его из стороны в сторону. В спектакле Женовача раскачка эта достигла степеней столь значительных, что даже планшет сцены перекосило (художник Александр Боровский). Один неверный шаг — и покатишься кубарем под откос.

Обстоятельный четырехчасовой спектакль Женовача можно смело назвать одним из самых счастливых событий в новейшей, пост-ефремовской биографии МХАТа: едва ли не впервые здесь явлен высокий класс по-настоящему ансамблевой игры. Когда Алексей Турбин, жестко и сдержанно сыгранный Константином Хабенским, улыбчивый Николка (студент Иван Жидков, призванный режиссером из школы-студии МХАТ), фатоватый Шервинский (Никита Зверев), курьезный, дряблощекий Лариосик (Александр Семчев) и выпивоха Мышлаевский (Михаил Пореченков) рассядутся под абажуром вокруг грациозной, чурающейся всякого кокетства Елены (Наталья Рогожкина), то немедленно уверишься: наблюдать за этими людьми, раскрасневшимися от водки и мороза, — это и есть то самое счастье, рецептуру которого так хорошо знает Сергей Женовач.

Длинный многофигурный спектакль МХАТа имеет два названия: «Белая гвардия» набрано на афишах крупно, а «Дни Турбиных» — буковками помельче. Сидя в мхатовском зале и отдавая должное игре актеров, порой начинаешь втайне желать, чтобы «Белая гвардия» отступила на второй план, а семейство Турбиных, напротив, было бы подано на программках более крупным кеглем. Сергею Женовачу свойственно священное уважение к каждому авторскому слову, и сцены из семейной хроники Турбиных чередуются в спектакле с хроникой исторической. Но каким бы человеколюбивым ни был режиссер, он не в состоянии по-христиански возлюбить ни погромщиков-петлюровцев, ни подлеца гетмана. Фирменная женовачевская манера здесь попросту не работает. В этих сценах у Женовача явно уходит почва из-под ног, и они в итоге сводятся к скучноватым разговорам, которые зрителю приходится терпеливо пережидать, дабы затем, в награду за терпение, его вернули в турбинскую гостиную.

Турбиным не огородиться кремовыми шторами от мира, и гостиную Женовач делает комнатой проходной в буквальном смысле этого слова — целый батальон юнкеров, всегда готовый грянуть песню вслед за Николкой, кирзовыми сапожищами затаптывает турбинский паркет. Над сценой клубится табачный дым, смешиваясь с облаком от артиллерийской канонады. Накрытый снежной завесой, призрачный город тонет в тумане. Удаляясь от нас, Турбины напоследок грянут громкое «ура». Не красным, не белым, не жовто-блакитным. Себе «ура». Своему счастью.