Танцы о свободе

Когда фоменки основывали свой знаменитый театр, шли долгие споры по поводу его имени. В конечном итоге остановились на названии студенческом, в духе ГИТИСа (каждый курс в этом вузе так и называют — «мастерская»). «Мастерская Петра Фоменко» — звучит скромно и строго и ко многому обязывает.

20 лет назад это был во всех смыслах самый молодой театр Москвы, свободный, легкий, веселый, влюбленный — в сцену, друг друга, своего учителя. Они прошли сквозь годы бездомных скитаний и неопределенности, потом обжили до каждого сантиметра совсем нетеатральное здание кинотеатра, потом для них построили сверхсовременный дом прямо на берегу Москвы-реки, к которому каждый вечер стали приезжать респектабельные зрители на дорогих машинах. Но, по сути, они остались настоящей мастерской, что постановка Глушкова в очередной раз доказывает.

Это спектакль почти без слов в литературном, изысканно-филологическом театре. Здесь со зрителем говорят жестами, движениями, озорными подмигиваниями, смехом, вскриками. Безусловно, завсегдатаи «Мастерской» удивятся, увидев танцующих сестер Кутеповых или Мадлен Джабраилову. А впрочем, так ли «безусловно»? Фоменки ведь умеют не только радовать своим пресловутым фирменным стилем, они не боятся экспериментов. Здесь идет шестичасовой «Улисс» по 1000-страничному роману Джойса — спектакль-подвиг. Или можно вспомнить «Рыжего» — путешествие в 90-е с портвейном, ненормативной лексикой, общежитием жиркомбината и участковым в кедах на босу ногу. Не меняется только то, что окаменело.

В «Моряках и шлюхах» нет сквозного сюжета. Каждый номер — маленькая история о человеческих взаимоотношениях. Решаются они в совершенно разных стилях и жанрах: от танго до «Яблочка». Всех их объединяет в целое фирменный стиль Глушкова (может быть, слишком фирменный). По-видимому, режиссер выступает против запрограммированной красивости в танце. За - спонтанность, странность, нелепость даже, юмор, иронию и лиризм — в общем, за новую искренность в хореографии. В спектакле «Мастерской» эта самая искренность изливается фонтаном всевозможных придумок (разной степени свежести). Танец со смешными рыбами, словно сделанными для дорогой сказки в хорошем ТЮЗе, женщина-марионетка (Полина Кутепова), управляемая руками мужчин, высокий и гибкий актер романтическо-врубелевской внешности (Амбарцум Кабанян) в женских туфлях на каблуке… Перечисление можно продолжать очень долго. Только вот, как говорил герой Алексея Колубкова в «Египетских ночах» Петра Фоменко, «главное — идея». В «Моряках и шлюхах» с ней некоторые проблемы. Сюжет здесь сбивается именно на уровне внутреннего драматизма, ведения главной темы.

А впрочем, идея современного танца у всех великих (у Пины Бауш, может быть, наиболее явственно) — это ведь свобода. И моменты свободы, которые очень дорогого стоят, есть в спектакле Глушкова. Буквально летает над сценой невероятная Мадлен Джабраилова — и волей-неволей вспоминается ее живая, подвижная, как огонь, Мария из легендарной «Двенадцатой ночи». Нелепо, по-детски скачут, обнявшись, сестры Кутеповы, «рыженькие», влюбившие в себя театралов 20 лет назад. И сердце замирает от воспоминаний, от мыслей о сбывшемся и несбывшемся. И от восхищения тем, что фоменки не боятся делать что-то совершенно новое для себя, снова становиться ученицами. Нет, они не инфантильны — они невероятно женственны даже в самых чудных проявлениях. Тем острее описанные чувства. Конечно, выход на новую территорию дается фоменкам тяжело, и свобода в спектакле — пока только проблески. Но за всем этим (при всей неровности спектакля) — большая надежда, важная и серьезная настолько, что не хочется уточнять и определять ее словами.