RuEn

Дом, собирающий сердца

Благотворительные гастроли мастерской П. Фоменко в Севастополе прошли при спонсорской поддержке ВТБ

В минувшие выходные в Севастополе завершились благотворительные гастроли театра «Мастерская Петра Фоменко», проходившие при спонсорской поддержке ВТБ. Это уже третий приезд знаменитого московского театра в город Славы русских моряков. В этот раз на сцене Матросского клуба «фоменки» давали спектакль «Дом, где разбиваются сердца» по пьесе Бернарда Шоу. Билеты на первый спектакль распространялись бесплатно для моряков Черноморского флота и их семей. Средства, заработанные от продажи билетов на второй спектакль, были переданы на развитие театра Черноморского флота им. Б. А. Лавренева.

Довольно громоздкую и нравоучительную пьесу Бернарда Шоу испортить нельзя, но сделать скучной — проще простого. Великолепные «фоменки» ловкостью и легкостью своей игры делают это произведение понятным и увлекательным. Даже самые длинные диалоги становятся непринужденными, а провалы в динамике спектакля заполняются множеством приятных мелочей, с элегантностью обыгранных талантливыми актерами.

О непрекращающейся работе над спектаклем журналисту vtbrussia.ru рассказал его режиссер Евгений Каменькович. 

 — Спектаклю «Дом, где разбиваются сердца» уже шесть лет. Изменился ли он за эти годы?
 — Он продолжает меняться. У нас в театре принято, что спектакли со временем совершенствуются. «Дом, где разбиваются сердца» поддерживает сам зритель. Нам начинает казаться, что мотивировок играть уже нет, а люди его очень хорошо слушают. Это одна из самых интеллигентных пьес в мире и у нее невероятно счастливая судьба. В начале, нам казалось, что спектакль чуть-чуть элитарный. Наверное, потому что эта пьеса такая многословная, многоумная. Поэтому мы выпустили его в небольшом «Зеленом зале». Но позже наш художественный руководитель, фактически, в приказном порядке попросил перенести ее на большую сцену. Мы очень боялись. И вот это было первым серьезным изменением. Кроме того, женщины в нашем театре часто рожают и в связи с этим появляются новые исполнительницы. Сначала одну из ролей играла швейцарская актриса, сейчас — итальянская — Моника Сантаро. Наталью Мартынову сменила Маша Андреева из стажерской группы. Это тоже каждый раз дает спектаклю новое движение. Вообще, мы играем редакцию пьесы. Из всех вариантов выбрали самый литературный перевод и волей неволей что-то сокращали.

 — Бернард Шоу не скрывал, что пишет пьесу в русском стиле. На Ваш взгляд, удался ему этот замысел?
 — Я никогда не думал о «русскости» пьесы. Мне кажется, извините за банальность, она общечеловеческая. Я смотрел ее в разных странах мира. Ванессу Редгрейв видел в Лондоне. Там хохот стоит через каждую фразу. Конечно, эта пьеса в России очень близка. Мы ведь только становимся буржуа, но становимся очень активно. Разумеется, во время работы мы все перечитали и пересмотрели. Больше всего дал сокуровский фильм, хотя он дальше всех находится от замысла Шоу. Или ближе!

 — В чем была самая большая сложность во время работы?
 — В том, что все основные мысли доносятся через очень большие слои текста. Шоу любил слово и играл им. Мы что-то сократили, но там не очень-то подсокращаешь. Если что-то убрать, уйдет словесная игра. Вообще, когда мы его ставили, очень много ругались и спорили. Так всегда происходит в «Мастерской». Потому что кто-то к Шоу относился не очень почтительно. Но когда начали работать, стало понятно, насколько это великий старик. И как он невероятно видел вперед. Мне кажется, что исполнять такой спектакль — сплошное удовольствие. Когда такое ставишь, начинаешь себя уважать. Пьеса очень сложная. Мир изменился, все стали такими активными, а она очень неспешная.

 — Кому пришла мысль поставить «Дом, где разбиваются сердца»?
 — Мысль пришла мне, потому что я большой поклонник этого драматурга. Несмотря на то, что Шоу в России очень любят, огромное количество пьес не поставлено. Я помню, с каким упоением в институте играл его «Август исполняет свой долг». Мне хочется передать актерам то ощущение радости и счастья. И я знаю, что некоторые из них сейчас просто получают удовольствие. Им нравится такая странная военная игра. Дико важно, что герои сохраняют лицо во время этих дурацких бомбардировок. Мы подробно изучали, как Цеппелины по ночам бомбили Англию. Может быть, не так много людей погибло, но был мощный психологический эффект. И англичане боялись, что они прилетят. Странная игра в рулетку: зачем герои собрались вместе и зажгли огонь? Это очень загадочная пьеса.

 — Бернард Шоу написал «Дом, где разбиваются сердца» под влиянием Чехова. В «После занавеса» Вы хоть и используете Чехова, но фрагментарно. Больше его не касались. Ходите вокруг да около?
 — Я просто боюсь. Чеховские тексты невероятно оригинальные и касаться их можно только в том случае, если можешь добавить что-то невероятное. Думаю, там еще много невероятного. Когда я перечитывал пьесу «Три сестры», мне показалось, что она потрясающе жесткая по отношению к человеку. Саможесткая какая-то. А Чехов нам еще долго будет в хорошем смысле морочить голову. Сейчас я заканчиваю курс в ГИТИСе. Первый семестр был посвящен Островскому. Выяснилось, что студентам он не близок. А вот Шекспир и Чехов оказались родными авторами. И после того как мои студенты много им занимались, может быть, решусь на постановку. Ведь я уже приближаюсь к пенсионному возрасту. Просто так его ставить странно — его и без того много! Когда мы работали над «Домом, где разбиваются сердца», не думали, что это «фантазия на русские темы». Хотя очевидно, что влияние Чехова здесь колоссально. Это даже не обсуждается. Существует огромное количество литературоведческих и театроведческих исследований, где это подробнейше разобрано.

 — Обращались к ним?
 — Да! Я человек старой формации и стремлюсь выучить все тотально. Меня так приучили, хоть и не уверен, что это правильно. Надо сказать, что в этом театре все такие. Когда здесь ставили «Три сестры», все просто сошли с ума. Пересмотрели все московские постановки, все существующие фильмы. Это вообще такой «театр головастиков»: все очень серьезно относятся к своей профессии. Я очень верю, что сейчас Петр Наумович доделает «Годунова». Вы себе не можете представить, куда они забрались в историзме. Тут такая мозговая атака! По-моему, прочитали больше, чем написано.

 — Есть авторитарные режиссеры, которые признают только собственное видение постановки, есть те, кто любит прислушиваться к актерам. Какой Ваш подход?
 — Там, где я режиссер, спектакль всегда — коллективное сочинение. Для меня это принципиально. Конечно, у меня есть свой взгляд. Но он всегда подвергается, в хорошем смысле, большой корректировке. Потому что в этом театре, я твердо уверен, собраны совершенно беспрецедентные силы. Разные: хорошие, плохие, злые, кривые, толстые. Теперь и разных возрастов. И мы всегда все валим вместе.

 — Вы ставили Шолом-Алейхема и Фазиля Искандера — не самые читаемые сегодня авторы. Чем Вы руководствуетесь в выборе произведения?
 — Я ставлю только то, что мне нравится, что не могу не поставить. Мне кажется, любой человек так делает. Не понимаю, как можно иначе. У меня идеи вообще рождаются мучительно. Я много читаю, но чтобы Шишкин попался, бывает редко. Когда прочитал «Маленький гигант большого секса» Искандера, просто «заболел». Или Шолом-Алейхем: прочитал и через месяц начал работу. Мне кажется, он сейчас будет делать оборот. Из Питера привозили недавно на «Маску» «Главное забыл». По ироничности и мудрости текст просто невероятный! Менахем Мендл вообще потрясающий персонаж — это сам Шолом-Алейхем.
×

Подписаться на рассылку

Ознакомиться с условиями конфиденцильности