RuEn

Сопротивление носорожеству

В театре «Мастерская Петра Фоменко» поставили «Носорога» Эжена Ионеско. В классической абсурдистской пьесе про то, как психоз овладевает массовым сознанием, режиссер Иван Поповски сделал акцент на то, как этому психозу не поддаться.

Сначала актеры в костюмах в стиле пятидесятых с фирменной фоменковской легкостью перебирают на музыкальном автомате французские песенки, пляшут, дурачатся за столиками бистро. Кажется, что Иван Поповски напоминает о контексте создания «Носорогов» в послевоенной Франции, еще стыдящейся того, как легко сдалась она фашизму, не столько его армии, сколько его умственному порядку. В городе появляются таинственные толстокожие, в которых постепенно и со все большей охотой превращаются все жители — в этом справедливо видели метафору зарождения фашизма, тоталитарного общества. Но от любых политических аллюзий режиссер тут же и демонстративно уходит, оправдывая себя цитатой из Ионеско, напечатанной в программке: «Я просто описывал — феноменологически — процесс коллективного перерождения».
Французский шансон смолкает, когда на сцене появляются как будто сошедшие с картин Магритта трое мужчин в черных костюмах и котелках, с замотанными в ткань лицами. Они ревут в микрофоны, как бурятские шаманы. Это последняя уступка режиссера залу — после того, как по городу проносится два носорога, а может, один — с рогом или с двумя, африканский или индонезийский, игра во Францию пятидесятых сходит на нет и уступает место сосредоточенному погружению в абсурдистские диалоги персонажей Ионеско.
Носорожество интересует всех, все говорят о носорогах, лишь один пьянчужка Беранже остается совершенно безразличным к происходящему. В исполнении Кирилла Пирогова он выглядит неуверенным юношей, который не готов поддаться каким бы то ни было принципам, которых более чем достаточно у окружающих. Он готов повторять за ораторствующим перед ним Жаном (его играет Олег Нирян) концы его фраз, как загипнотизированный, но даже эти слова звучат в его устах как обрывки эха. Переломным моментом становится преображение Жана. Став носорогом, он с тем же пылом объясняет свое стремление к природе, мастерит рукотворное болотце, вымазывается в грязи, хрипит, чешет хребет, бодается рогом. И Беранже, хоть и с видимым трудом, вновь механически повторяет за ним обрывки его новых доводов.
Жители городка сдаются толстокожим, сначала от безвыходности — носорожество распространяется как болезнь, потом примыкают к большинству от одиночества. Последние одиночки спасаются любовью, как пытаются спастись Беранже и его подруга Дэзи. Но вскоре и она уступает обаянию животной силы. Когда подруга начинает, покорная общему инстинкту, бегать по кругу, как дрессированная лошадь по манежу, Беранже сдается. Он удивляется, как мог он не замечать раньше, что носороги прекрасны. Но даже капитуляция не может превратить его в носорога, как бы он ни искал нарост у себя на лбу.
Для Ионеско бедняга Беранже был образцом человека, чуждого любому порядку, что естественному, что извращенному. Иван Поповски делает его чуть ли не романтическим борцом с общим отупением, с массовым сознанием, когда оставляет его одного на сцене, а за спиной его ползут зеленые надписи: «носороги, носороги, носороги». Удивительным образом этот персонаж французских пятидесятых и советских семидесятых, для которого главное не победа, а неучастие, оказывается абсолютно современным. Только аутист с ватным характером оказывается единственным, кто способен сопротивляться общей заразе. Жаль только, что эта простая мысль была высказана с таким пафосом.
×

Подписаться на рассылку

Ознакомиться с условиями конфиденцильности

Мы используем cookie-файлы. Оставаясь на сайте, вы принимаете условия политики конфиденциальности