Веселые, как дети

В Театре «Мастерская Петра Фоменко» прошла премьера мюзикла «Сказка Арденнского леса». На самом деле, это вольное переложение шекспировской комедии «Как вам это понравится», которое 40 лет назад написал Юлий Ким, и тогда же поставил на сцене театра «На Малой Бронной» Петр Фоменко. После чего спектакль запретили советские чиновники. Теперь давняя работа режиссера появилась на сцене уже его собственного театра, и он представил в ней новое поколение своих учеников.

Юлий Ким любит вспоминать, как сорок лет назад они вместе с Петром Фоменко, молодые и беспечные, грелись на берегу Днепра и азартно перекраивали комедию Шекспира «Как вам это понравится»: «удаляя фразы, периоды и целые абзацы». Иногда рядом возникал Анатолий Эфрос («Малая Бронная» тогда гастролировала в Киеве) тоже с томиком Шекспира в руках, готовясь к «Ромео и Джульетте»: «А я вот ни строчки вычеркнуть не могу!» Шекспировский спектакль Эфроса вошел в классику сцены. Постановку Фоменко запретили через несколько представлений по идеологическим соображениям. Причем, в отличие от других его запрещенных работ (скажем, легендарной «Смерти Тарелкина»), об этой, похоже, кроме создателей никто всерьез не жалел. Сам Петр Фоменко вернулся к свободной версии Кима через четверть века на сцене Театра Комедии, и спектакль снова прожил недолго. Сорок лет спустя, он решил вновь, в третий раз, вернуться к мюзиклу, заняв в представлении новое поколение своих учеников-стажеров.

В жизни каждого человека, даже если он лидер театральной России (а именно так называют Петра Фоменко), наступает период, когда хочется вернуться во времена, «когда мы были молодые и чушь прекрасную несли»┘ Отказаться от новой и большой сцены, вернувшись в старый подвал, и вновь проявить чудеса изобретательности, используя его колонны, лесенки, проходы. Каждой детали реквизита придумать двойное назначение: перевернутые скамейки оказываются травяными полянками. А одежный шкаф становится то комнатой принцессы, то пастушьей хижиной. Вернуться к приему спектакля-репетиции (когда-то модному, потом изрядно надоевшему), когда двое ведущих объявляют эпизоды, а герои уточняют у них: «Так что я тут делаю? Вхожу?» Снова обратиться к молодым и начинающим: за два года обучения стажеры освоились в эстетике театра Фоменко на диво. Все — легкие, органичные, обаятельные. Единственный упрек, который им можно сделать: отсутствие своего звука. Молодые исполнители кажутся «репликами» прежних «фоменок». Так, Елена Ворончихина (Дженни) — просто младшая сестренка Мадлен Джабраиловой. А француженка Наджа Мэр ну очень напоминает Наталью Курдюбову┘ Список сходств можно длить (один из тяжелых моментов любого театра, когда во входящих ищут, прежде всего, дублеров, а не новые индивидуальности). Может, поэтому опорными персонажами постановки стали введенные на последнем этапе старшие: Кирилл Пирогов (Жак-Меланхолик) и Иван Поповски (телохранитель Чарли).

Ностальгия — шутка странная. Если хорошо помнишь и любишь старые и прелестные песенки Кима (а кто их не помнит и кто их не любит?), можно и не расслышать, что исполнители фальшивят, а сами слова несколько поистерлись, поистрепались от долгого лежания. 

Однако объяснять настойчивость, с какой Фоменко обращается к своему отнюдь не самому успешному созданию только ностальгией, было бы наивно. Перед «Тремя сестрами» Петр Фоменко объявил своим актерам, что «период детского визга на лужайке закончен». А сейчас создает самый капустнический и самый «лужаечный» из спектаклей последних десятилетий, собирая все беспроигрышные приемы своего театра и не ставя перед собой никаких новых задач.

Можно не верить предположению Окуджавы, что «мы сами себе сочиняем и песни, и судьбы». Но то, что каждый человек выбирает свой жанр существования, — истина. Кто-то обречен быть персонажем трагедии, а кто-то — анекдота. Кто-то всю жизнь будет участником бытового водевиля, а кто-то — лирической драмы. Так же верно и обратное утверждение, что жанр выбирает своего творца. Любимый жанр Петра Фоменко — идиллия и пастораль. Персонажи его постановок всегда живут в ощущении гармонии мира вокруг. Другое дело, что счастливые будни семей Ростовых, Болконских, Безухова обретают особый смысл в контрасте с начинающейся войной. Героиня «Одной счастливой деревни» теряет мужа на фронте Великой Отечественной. Муж и жена в «Семейном счастье» проходят по краю пропасти разлуки. А обнявшиеся в финале героини «Трех сестер» заклинают свои несбывшиеся надежды: «музыка играет так весело».

Сюжет «Сказки Арденнского леса» не предполагает осложнений. Любящие поженятся, братья помирятся, злые раскаются, ветреницы исправятся. Идиллическая пастораль задана изначально. «Мадам, месье, синьоры! Зачем играть спектакли, когда весь мир театр, а люди в нем актеры», — рецензенты радостно подхватили протертую до дыр мысль, что весь мир — театр, и все мы лицедеи, написав о райской свободе театральной игры. Хотя райская веселость в этом спектакле сильно отдает детской, а свобода театральной игры — вымученностью повтора.

«Не возвращайтесь к былым возлюбленным, былых возлюбленных на свете нет», — недаром упорно предостерегает дуэт Никитиных, адресуясь, похоже, не столько к любовникам, сколько к художникам.