Повесть, сценарий, поэма
Нет темы, представленной на ленинградской сцене столь многогранно и столь интересно, как тема Великой Отечественной войны.
В поисках решения сегодняшних нравственных проблем театры обращаются к материалам, дающим возможность зачерпнуть из духовного источника эпопеи безмерного народного подвига. Театр юных зрителей имени А. А. Брянцева находит его в ранней повести Б. Окуджавы «Будь здоров, школяр!», Театр имени В. Ф. Комиссаржевской – в киносценарии В. Ежова и Г. Чухрая «Баллада о солдате», Театр комедии – в поэме о Василии Тёркине.
…
В спектакле Театра комедии «Тёркин, Теркин…» война осмысляется как понятие более широкое, чем только война с фашизмом. Война здесь также яростная, непримиримая борьба со всем, что враждебно человеку, враждебно жизни. Интерпретируя поэму Александра Твардовского «Тёркин на том свете», театр мог бы ограничиться созданием сатирической постановки, высмеивающей бюрократизм, косность, формализм. Но тогда фантастическая история путешествия солдата по преисподней не прозвучала бы с такой художественной силой, идущей во многом от трагического пролога и лирических эпизодов «Книги про бойца».
В поэме Твардовского действие разворачивается с известия о смерти героя. В данном случае обстоятельства его гибели не интересовали автора, так как в своем произведении, написанном в 1954–1963 годах, он ставил перед собой прежде всего сатирические задачи. Исполнитель роли Автора, он же постановщик спектакля П. Фоменко, начинает свой рассказ иначе. Гаснет свет в зале, а когда мрак рассеивается, мы видим фигуры погибших солдат. Звучит моцартовская «Лакримоза». Автор в накинутой на плечи старой шинели подходит к каждому, поднося свечу к их лицам. Долгая мучительная пауза – воспоминание. А вслед за ней голосом, прерывающимся от волнения, он говорит о тех, кто не дожил, об ощущении вины перед павшими. Ощущение это рождается из мысли о том, что не все сделал так, как, возможно, сделали бы умершие друзья, о том, что не всегда удерживался на высоте нравственного максимализма военных лет. И вот взгляд его, наконец, обращается к Тёркину. Тёркин – это один из многих и в то же время воплощение жизненной силы, победить которую невозможно.
Тёркин – Г. Антонов поражает радостным темпераментом, неиссякаемой энергией. Вот он мчится в атаку вверх по крутому наклоненному помосту, вот, остановленный пулей, катится кубарем вниз. Остановка гибельна – из серой мглы уже шаркает навстречу баба-смерть (артистка В. Карпова). Умереть – спокойнее, увещевает она раненого солдата, но Тёркин хочет отшутиться, пытается встать и снова падает. Начатый с высокой ноты спектакль и дальше не снижает своего пафоса. Борьба героя со Смертью контрапунктом проходит через всю композицию, ещё более обостряя драматическую конфликтность литературного материала. Счастливый финал – не просто свидетельство жизненной силы народного героя. Тёркин возвращается на «этот свет» только после бесконечных попыток вырваться из плена господствующей в преисподней мертвечины.
Ведь смерть означает не только гибель. Смерть «живет» в мире, лишенном плоти, абстрагированном до удобной примитивной схемы, смерть – в рациональности, доведенной до бездушия, в обезличивании человека, превращении его в статистическую единицу. Вся противоестественность и зловещая комичность «того света» как раз и выявляется с наибольшей очевидностью благодаря Тёркину. Нет, он отнюдь не только компанейский парень, балагур, неутомимый выдумщик. Тёркин предстает перед нами как естественный, нравственно свободный человек. Он свободен от страха за свое благополучие, свободен от какого бы то ни было догматизма. Свобода выявляется и в пластике, открытом, размашистом жесте, в ощущении музыкальности, певучести народного по своим ритмам стиха. У Г. Антонова за комическим изумлением при знакомстве с дикими порядками «ада» просвечивает насмешливая мудрость человека, обладающего знанием истинных ценностей.
Тёркин всегда готов к борьбе за отстаивание собственной личности и личности своего друга. Фигура фронтового друга наиболее интересна в спектакле после Тёркина. Друг находится как бы на грани жизни и нравственного омертвения. В исполнении В. Никитенко мы постоянно отмечаем борение этих двух начал. Друг искренне тронут встречей с однополчанином и только через несколько секунд вновь надевает холодную маску: лицо становится неподвижным, глаза безжизненно устремляются в пространство. Он слушает – и не слышит, отговорит своё и пойдёт замедленным механическим шагом. Тёркин пытается разбудить его рассказами о реальной жизни: так возникают сцены-наплывы о привале, о солдатской бане и обеде, известный фрагмент «что такое сабантуй».
Режиссер выстраивает два контрастных ряда эпизодов-сравнений настоящей и мнимой жизни, в которых истинное человеческое братство противостоит толпе, подобранной по принципу уравниловки, где живое веселье борется с гаденькими развлечениями исподтишка, а подлинная сила идейности выявляет всю пустоту демагогии и словоблудия. Конечно, Смерть и ее прислужники надевают разные маски, но суть их всегда одна – автоматизм мышления, нежелание считаться с требованиями реальной действительности.
Обычно в сатирическом представлении отрицательные персонажи оказываются намного ярче положительных. Тёркин в Театре комедии – фигура подлинно масштабная. Пафос утверждения, выраженный им и его друзьями-фронтовиками, то зримо, то незримо помогающими ему бороться со Смертью, воплощён убедительно и органично. Постановщик спектакля П. Фоменко и исполнитель главной роли Г. Антонов нашли необходимый сплав сатиры с трагедией и лирикой. Резкая сатира соотносится с картинками солдатского быта, полными мягкого юмора или светлой грусти. Поэтому, несмотря на естественную и необходимую тенденциозность спектакля, общая картина мира оказывается представленной в нем во всей своей диалектике. Все части сценической композиции – не плод фантазии холодного ума, они одушевлены, объединены широким эмоциональным дыханием, наполнены гражданской страстностью.
Если показанные в спектаклях образы людей военного поколения, удивительно цельных, чистых, неравнодушных к чужому страданию, бескомпромиссных в отношении к добру и злу, убедят в своей правдивости, отзовутся в душах сидящих в зале, заставят что-то пересмотреть в своей жизни, можно говорить о том, что театр работал не зря.
В поисках решения сегодняшних нравственных проблем театры обращаются к материалам, дающим возможность зачерпнуть из духовного источника эпопеи безмерного народного подвига. Театр юных зрителей имени А. А. Брянцева находит его в ранней повести Б. Окуджавы «Будь здоров, школяр!», Театр имени В. Ф. Комиссаржевской – в киносценарии В. Ежова и Г. Чухрая «Баллада о солдате», Театр комедии – в поэме о Василии Тёркине.
…
В спектакле Театра комедии «Тёркин, Теркин…» война осмысляется как понятие более широкое, чем только война с фашизмом. Война здесь также яростная, непримиримая борьба со всем, что враждебно человеку, враждебно жизни. Интерпретируя поэму Александра Твардовского «Тёркин на том свете», театр мог бы ограничиться созданием сатирической постановки, высмеивающей бюрократизм, косность, формализм. Но тогда фантастическая история путешествия солдата по преисподней не прозвучала бы с такой художественной силой, идущей во многом от трагического пролога и лирических эпизодов «Книги про бойца».
В поэме Твардовского действие разворачивается с известия о смерти героя. В данном случае обстоятельства его гибели не интересовали автора, так как в своем произведении, написанном в 1954–1963 годах, он ставил перед собой прежде всего сатирические задачи. Исполнитель роли Автора, он же постановщик спектакля П. Фоменко, начинает свой рассказ иначе. Гаснет свет в зале, а когда мрак рассеивается, мы видим фигуры погибших солдат. Звучит моцартовская «Лакримоза». Автор в накинутой на плечи старой шинели подходит к каждому, поднося свечу к их лицам. Долгая мучительная пауза – воспоминание. А вслед за ней голосом, прерывающимся от волнения, он говорит о тех, кто не дожил, об ощущении вины перед павшими. Ощущение это рождается из мысли о том, что не все сделал так, как, возможно, сделали бы умершие друзья, о том, что не всегда удерживался на высоте нравственного максимализма военных лет. И вот взгляд его, наконец, обращается к Тёркину. Тёркин – это один из многих и в то же время воплощение жизненной силы, победить которую невозможно.
Тёркин – Г. Антонов поражает радостным темпераментом, неиссякаемой энергией. Вот он мчится в атаку вверх по крутому наклоненному помосту, вот, остановленный пулей, катится кубарем вниз. Остановка гибельна – из серой мглы уже шаркает навстречу баба-смерть (артистка В. Карпова). Умереть – спокойнее, увещевает она раненого солдата, но Тёркин хочет отшутиться, пытается встать и снова падает. Начатый с высокой ноты спектакль и дальше не снижает своего пафоса. Борьба героя со Смертью контрапунктом проходит через всю композицию, ещё более обостряя драматическую конфликтность литературного материала. Счастливый финал – не просто свидетельство жизненной силы народного героя. Тёркин возвращается на «этот свет» только после бесконечных попыток вырваться из плена господствующей в преисподней мертвечины.
Ведь смерть означает не только гибель. Смерть «живет» в мире, лишенном плоти, абстрагированном до удобной примитивной схемы, смерть – в рациональности, доведенной до бездушия, в обезличивании человека, превращении его в статистическую единицу. Вся противоестественность и зловещая комичность «того света» как раз и выявляется с наибольшей очевидностью благодаря Тёркину. Нет, он отнюдь не только компанейский парень, балагур, неутомимый выдумщик. Тёркин предстает перед нами как естественный, нравственно свободный человек. Он свободен от страха за свое благополучие, свободен от какого бы то ни было догматизма. Свобода выявляется и в пластике, открытом, размашистом жесте, в ощущении музыкальности, певучести народного по своим ритмам стиха. У Г. Антонова за комическим изумлением при знакомстве с дикими порядками «ада» просвечивает насмешливая мудрость человека, обладающего знанием истинных ценностей.
Тёркин всегда готов к борьбе за отстаивание собственной личности и личности своего друга. Фигура фронтового друга наиболее интересна в спектакле после Тёркина. Друг находится как бы на грани жизни и нравственного омертвения. В исполнении В. Никитенко мы постоянно отмечаем борение этих двух начал. Друг искренне тронут встречей с однополчанином и только через несколько секунд вновь надевает холодную маску: лицо становится неподвижным, глаза безжизненно устремляются в пространство. Он слушает – и не слышит, отговорит своё и пойдёт замедленным механическим шагом. Тёркин пытается разбудить его рассказами о реальной жизни: так возникают сцены-наплывы о привале, о солдатской бане и обеде, известный фрагмент «что такое сабантуй».
Режиссер выстраивает два контрастных ряда эпизодов-сравнений настоящей и мнимой жизни, в которых истинное человеческое братство противостоит толпе, подобранной по принципу уравниловки, где живое веселье борется с гаденькими развлечениями исподтишка, а подлинная сила идейности выявляет всю пустоту демагогии и словоблудия. Конечно, Смерть и ее прислужники надевают разные маски, но суть их всегда одна – автоматизм мышления, нежелание считаться с требованиями реальной действительности.
Обычно в сатирическом представлении отрицательные персонажи оказываются намного ярче положительных. Тёркин в Театре комедии – фигура подлинно масштабная. Пафос утверждения, выраженный им и его друзьями-фронтовиками, то зримо, то незримо помогающими ему бороться со Смертью, воплощён убедительно и органично. Постановщик спектакля П. Фоменко и исполнитель главной роли Г. Антонов нашли необходимый сплав сатиры с трагедией и лирикой. Резкая сатира соотносится с картинками солдатского быта, полными мягкого юмора или светлой грусти. Поэтому, несмотря на естественную и необходимую тенденциозность спектакля, общая картина мира оказывается представленной в нем во всей своей диалектике. Все части сценической композиции – не плод фантазии холодного ума, они одушевлены, объединены широким эмоциональным дыханием, наполнены гражданской страстностью.
Если показанные в спектаклях образы людей военного поколения, удивительно цельных, чистых, неравнодушных к чужому страданию, бескомпромиссных в отношении к добру и злу, убедят в своей правдивости, отзовутся в душах сидящих в зале, заставят что-то пересмотреть в своей жизни, можно говорить о том, что театр работал не зря.
Евгений Соколинский, «Вечерний Ленинград», 17.11.1980