Фоменко построил деревню

В финале театрального сезона новая премьера «Мастерской Петра Фоменко» прозвучала негромкой, но неожиданной нотой. В новом спектакле Фоменко выступил и в новом качестве. Не только режиссера спектакля. Не только педагога, выведшего на сцену своих студентов трех поколений. «Одной абсолютно счастливой деревней» Фоменко дает мастер-класс простой житейской мудрости самой публике.

Уже не один год Петр Фоменко читает со своими актерами «Войну и мир». Не один год он строит свой театральный дом. Гадали, что «Войной и миром» зимой откроется новое здание «Мастерской» — но нет. Первыми там вышли горьковские «Варвары» в постановке Евгения Каменьковича, а Толстого все не было. Однако спектакль по деревенской прозе Бориса Вахтина, который Петр Фоменко выпустил тихо, под сурдинку дачного сезона, кажется пробой голоса именно перед «Войной и миром».
«Одна абсолютно счастливая деревня», как говорят в спектакле, — это не повесть и не поэма. Это песня. Простодушная песня все о тех же войне и мире, о счастье жить и греховности уныния, которую в «Мастерской» пропели с невероятной ясностью и убеждением. Фоменко ведет свой урок простоты, инсценируя его как школу театрального ремесла. В нем участвуют актеры трех фоменковских выпусков. Из старших — недавно зачисленный в труппу Сергей Тарамаев (Михеев), долго работавший с Сергеем Женовачем. Из средних — Мадлен Джабраилова, Олег Любимов, Тагир Рахимов, Карэн Бадалов, Сергей Якубенко. Из младших — Полина Агуреева, Ольга Левитина, Томас Моцкус, Андрей Щенников и Илья Любимов. Рядом с ними — Людмила Аринина, уже игравшая в «Варварах». Спектакль составился из актерских этюдов — вроде тех, которые в театральном институте учатся делать на первом курсе, играя суслика или холодильник. На проложенных через сцену деревянных мостках «фоменки» играючи сочиняют новый мир. Не оживляют колхозный рай вахтинской повести (у Фоменко есть основания не испытывать ностальгию по прошлому), но обживают свою новенькую сцену как tabula rasa. Пробуя на устойчивость ногой мостки и бревнышки, испытывают этот мир на прочность. Обживают, населяют его живностью и предметами, которых играют с восторгом стихийных пантеистов. В этот пантеон, куда входят старый колодец и огородное чучело, черная коза и колхозный дизель-генератор, допущены и люди — однорукий председатель, три старухи, рыжий Михеев (Тарамаев) со строптивой возлюбленной Полиной (Агуреева). Люди здесь водят беседы с пугалом и слушают землю. Когда сюда ворвется война, возникнут и материализуются еще незнакомые слова. Фанерный гремучий лист будет Страхом. Бирка на большом пальце голой ноги — Смертью. Откроется Небо — гамак под самой крышей, куда отправится в одном исподнем рыжий Михеев. Он будет лыбиться оттуда и давать советы живым. В спектакле много воды: в ней плещутся, ее разливают по стаканам, в нее вступают — будто причащаются. Много дерева и белого холста. Много света и воздуха. Чего в «Одной абсолютно счастливой деревне» нет — так это пафоса и назидания. Нет школьной указки, тычущей в шестую часть суши на карте, мол, вот она, родина. Что не отменяет любви к этой суше. Нет воздетого к небу перста. Что не отменяет мысли о небе. Словом, это просто песня. Не гимн, но негромкий гимнический напев.