Карнавальный бенефис
Петр Фоменко поставил для Людмилы Максаковой «Как жаль»
Габриель Гарсия Маркес написал на старости лет абсолютно феминистский текст. Прежде «защищать» женщину в мире его прозы особой надобности не было она и так безраздельно в нем царствовала как глава рода и клана.
Людмила Максакова. Фото: Михаил Гутерман.Но в монопьесе «Любовная отповедь сидящему в кресле мужчине» ситуация женщины совсем иная. В день своей серебряной свадьбы Грасиела решила рассказать мужу всю правду историю своей многолетней и безответной к нему любви, надежд и безнадежной тоски.
Именно эту историю примадонна вахтанговской сцены Людмила Максакова предложила своему обожаемому мэтру Петру Фоменко. С тех пор как он оставил прославленных актеров этого театра и посвятил себя своей маленькой студии на Кутузовском проспекте, она мечтала о возвращении к нему. Видимо, сила ее желания была так велика, что мэтр согласился сделать с ней совершенно нетипичную для себя работу. Мастер виртуозного ансамблевого театра, в котором наравне существуют и малые, и большие персонажи, он с трудом мыслит себя как постановщик моноспектаклей и бенефисов.
Спектакль для Максаковой исключение. В нем она царит безраздельно. Рядом с ней полная «фигура умолчания», ее ни слова не говорящий муж Стальваторе (Максим Литовченко). В спектакле Фоменко этот шелестящий газетой куклоподобный мужчина скорее похож на венецианского Пьеро, чем равнодушного и скучного буржуа. Да и сама атмосфера спектакля, который начинается ближе к ночи в 22.00 и «одет» в самые что ни на есть романтические тона, похожа на маскарад. Фоменко придумывает еще одного персонажа слугу просцениума и мажордома (Степан Пьянков), который в парике и камзоле распоряжается всей семейной церемонией, превращая ее в праздник театральности.
Вот он - главный фокус, который Фоменко проделывает в этом спектакле. Он, так истово изучавший тонкости семейной жизни в прозе Толстого («Сцены из семейной жизни»), здесь отказывается от психологических подробностей и превращает претензии стареющей жены в мрачный карнавал любви и прощания.
Здесь он прежде всего внимателен к самой природе актрисы, пикантной, острой, насквозь театральной. В череде театральных преображений с трудом верится, что эта женщина способна снять все маски, освободиться от многолетней зависимости и вновь вернуться к той бедной жизни, которую она вела до встречи с богатым мужем. В подобное преображение не особенно верят ни Фоменко, ни Максакова. Для них это лишь очередная иллюзия заигравшейся с собой и миром женщины.
Людмила Максакова. Фото: Михаил Гутерман.Но в монопьесе «Любовная отповедь сидящему в кресле мужчине» ситуация женщины совсем иная. В день своей серебряной свадьбы Грасиела решила рассказать мужу всю правду историю своей многолетней и безответной к нему любви, надежд и безнадежной тоски.
Именно эту историю примадонна вахтанговской сцены Людмила Максакова предложила своему обожаемому мэтру Петру Фоменко. С тех пор как он оставил прославленных актеров этого театра и посвятил себя своей маленькой студии на Кутузовском проспекте, она мечтала о возвращении к нему. Видимо, сила ее желания была так велика, что мэтр согласился сделать с ней совершенно нетипичную для себя работу. Мастер виртуозного ансамблевого театра, в котором наравне существуют и малые, и большие персонажи, он с трудом мыслит себя как постановщик моноспектаклей и бенефисов.
Спектакль для Максаковой исключение. В нем она царит безраздельно. Рядом с ней полная «фигура умолчания», ее ни слова не говорящий муж Стальваторе (Максим Литовченко). В спектакле Фоменко этот шелестящий газетой куклоподобный мужчина скорее похож на венецианского Пьеро, чем равнодушного и скучного буржуа. Да и сама атмосфера спектакля, который начинается ближе к ночи в 22.00 и «одет» в самые что ни на есть романтические тона, похожа на маскарад. Фоменко придумывает еще одного персонажа слугу просцениума и мажордома (Степан Пьянков), который в парике и камзоле распоряжается всей семейной церемонией, превращая ее в праздник театральности.
Вот он - главный фокус, который Фоменко проделывает в этом спектакле. Он, так истово изучавший тонкости семейной жизни в прозе Толстого («Сцены из семейной жизни»), здесь отказывается от психологических подробностей и превращает претензии стареющей жены в мрачный карнавал любви и прощания.
Здесь он прежде всего внимателен к самой природе актрисы, пикантной, острой, насквозь театральной. В череде театральных преображений с трудом верится, что эта женщина способна снять все маски, освободиться от многолетней зависимости и вновь вернуться к той бедной жизни, которую она вела до встречи с богатым мужем. В подобное преображение не особенно верят ни Фоменко, ни Максакова. Для них это лишь очередная иллюзия заигравшейся с собой и миром женщины.
Алена Карась, «Российская газета», 22.11.2006