Все, кроме любви
«Как жаль ». Мастерская П. Фоменко
Садишься писать рецензию, а рука сама уже выводит: «Каждый большой художник имеет право на неудачу». И тут же этот неосознанный порыв останавливает трезвая мысль: а зачем, собственно, выносить приговоры? Может быть, этот коротенький камерный спектакль и не собирался на что-то там претендовать. Но на пресловутое «первое впечатление» влияют стереотипы восприятия работ, приписанных к Мастерской Петра Фоменко. Тем более если режиссером значится сам мэтр. Тем более если в спектакле занята блистательная Людмила Максакова. И гипотетическая планка сразу же завышается. Наверное, этого делать не следует, чтобы потом не вздыхать разочарованно: «Как жаль
»
Хотя эта работа Петра Фоменко и вошла в репертуар его мастерской, но могла случиться и под другой крышей, и вообще без крыши сама по себе. Думается, ее инициатором была все же Людмила Максакова, на зов которой и откликнулся режиссер, ведь у них богатое совместное творческое прошлое. А ролей у Максаковой в родном Вахтанговском театре до обидного мало, чтобы считаться полноценной действующей актрисой. Да к тому же автор оригинального текста Габриэль Гарсия Маркес тоже не последняя фигура в современной литературе (хотя сам текст, конечно, здесь изрядно «утрамбован» и подогнан под конкретную сценическую ситуацию).
Жанр пьесы Маркеса с оригинальным названием «Любовная отповедь сидящему в кресле мужчине» монодрама. Петр Фоменко, вероятно, всеми силами старался избежать жанра моноспектакля. Для этого, помимо главной героини Грасиелы Максаковой, на сцену выходят еще двое актеров: Максим Литовченко (Сальваторе) и Степан Пьянков (Стефано). Первый был призван изобразить того самого «мужчину», упомянутого в названии пьесы. Впрочем, в кресле он сидит редко, больше валяется на диване в ворохе старых газет, как и положено нормальному мужу после двадцати пяти лет семейной жизни, что-то бормоча себе под нос или поддакивая разговорчивой супруге. Иногда вскакивает и, набросив какой-то плащ, изображает других персонажей, встречавшихся Грасиеле на жизненном пути. Некий же Стефано Пьянков явно из дорогого творческого багажа режиссера: то ли человек театра, то ли сценическая ипостась автора. Маленький и всклокоченный, похожий на какого-то сказочного «капельмейстера», он открывает персонажам двери, сыплет рождественский снежок, подсказывает нужные слова
В этом спектакле Петр Фоменко вообще остался верен себе, проявившись в представлении привычными способами и приемами, отнюдь не навязываясь публике, но словно периодически скрываясь в сценической дымке. Импровизированная же сцена украшена легкими драпировками и роскошными веерами, старинными портретами и минимумом мебели (организация сценического пространства: Константин Лебедев, Степан Пьянков и Александр Хованский). Причем все это, равно как и вышеупомянутые живые актеры, существует не столько само по себе, сколько как «деталь», призванная помочь актрисе обыграть ту или иную ситуацию.
А в результате получается парадоксальная вещь: все это «украшательство» начинает выглядеть вызывающе декоративно. И как следствие: пытаясь убежать от сценической банальности монодрамы, Петр Фоменко к ней же и возвращается. Моноспектакль жанр опаснейший, и почему-то все они походят друг на друга как капли воды, разнясь только полом актера и литературным материалом. Актеры и режиссеры, наверное, справедливо боятся того, что выдержать длинный, пусть талантливый, но, по сути, все же один монолог зрителям будет не под силу. И тут же начинают придумывать всяческие «физические действия», смены одеяний и обликов и прочие вещи, способные подсластить гипотетическую «скуку». А это почему-то кажется лишним, хотя понятно, конечно, что моноспектакль это все-таки не статичная литературная композиция.
Петр Фоменко предложил Людмиле Максаковой некую «этюдную композицию» в жанре «фарса-мелодрамы». Этюдным методом она, видимо, репетировалась. Но потом оказалось, что эта легкая и закономерная стыковка разноинтонационных эпизодов все же готова себя променять на традиционную «цельность действия». А разнообразные сценки из разных же возрастов и жизненных обстоятельств героини опять-таки стали иллюстрацией к основной теме «пропала жизнь». Да, фарсовые эпизоды отменно удаются Максаковой. Она с легкостью заправской комедиантки изображает то шепелявую девчонку, то высокомерную маркизу, то примерную жену, то несостоявшуюся любовницу. А вот с мелодрамой сложнее: «слезный жанр» все норовит подняться к трагедийным высотам, не вполне здесь уместным после всех этих актерских падений, прыжков, поддержек, переодеваний и прочего вполне виртуозного шутовства.
В какой-то момент Грасиела Максакова произносит фразу: «В моей жизни было все, кроме любви». То же самое можно сказать и по поводу спектакля. Здесь вроде бы соблюдены все пропорции и каноны. Не случилось лишь одного искреннего и непосредственного доверия к избранному жанру, когда ничего не нужно насильно изобретать, заставляя мозг работать куда интенсивнее сердечной мышцы. И то «легкое дыхание», которое в обязательном порядке упоминается при описании спектаклей Мастерской Петра Фоменко, вдруг превращается в глубоко-натужные вдохи-выдохи. А потому итоговой фразой многих рецензий становится название самого спектакля: «Как жаль »
Хотя эта работа Петра Фоменко и вошла в репертуар его мастерской, но могла случиться и под другой крышей, и вообще без крыши сама по себе. Думается, ее инициатором была все же Людмила Максакова, на зов которой и откликнулся режиссер, ведь у них богатое совместное творческое прошлое. А ролей у Максаковой в родном Вахтанговском театре до обидного мало, чтобы считаться полноценной действующей актрисой. Да к тому же автор оригинального текста Габриэль Гарсия Маркес тоже не последняя фигура в современной литературе (хотя сам текст, конечно, здесь изрядно «утрамбован» и подогнан под конкретную сценическую ситуацию).
Жанр пьесы Маркеса с оригинальным названием «Любовная отповедь сидящему в кресле мужчине» монодрама. Петр Фоменко, вероятно, всеми силами старался избежать жанра моноспектакля. Для этого, помимо главной героини Грасиелы Максаковой, на сцену выходят еще двое актеров: Максим Литовченко (Сальваторе) и Степан Пьянков (Стефано). Первый был призван изобразить того самого «мужчину», упомянутого в названии пьесы. Впрочем, в кресле он сидит редко, больше валяется на диване в ворохе старых газет, как и положено нормальному мужу после двадцати пяти лет семейной жизни, что-то бормоча себе под нос или поддакивая разговорчивой супруге. Иногда вскакивает и, набросив какой-то плащ, изображает других персонажей, встречавшихся Грасиеле на жизненном пути. Некий же Стефано Пьянков явно из дорогого творческого багажа режиссера: то ли человек театра, то ли сценическая ипостась автора. Маленький и всклокоченный, похожий на какого-то сказочного «капельмейстера», он открывает персонажам двери, сыплет рождественский снежок, подсказывает нужные слова
В этом спектакле Петр Фоменко вообще остался верен себе, проявившись в представлении привычными способами и приемами, отнюдь не навязываясь публике, но словно периодически скрываясь в сценической дымке. Импровизированная же сцена украшена легкими драпировками и роскошными веерами, старинными портретами и минимумом мебели (организация сценического пространства: Константин Лебедев, Степан Пьянков и Александр Хованский). Причем все это, равно как и вышеупомянутые живые актеры, существует не столько само по себе, сколько как «деталь», призванная помочь актрисе обыграть ту или иную ситуацию.
А в результате получается парадоксальная вещь: все это «украшательство» начинает выглядеть вызывающе декоративно. И как следствие: пытаясь убежать от сценической банальности монодрамы, Петр Фоменко к ней же и возвращается. Моноспектакль жанр опаснейший, и почему-то все они походят друг на друга как капли воды, разнясь только полом актера и литературным материалом. Актеры и режиссеры, наверное, справедливо боятся того, что выдержать длинный, пусть талантливый, но, по сути, все же один монолог зрителям будет не под силу. И тут же начинают придумывать всяческие «физические действия», смены одеяний и обликов и прочие вещи, способные подсластить гипотетическую «скуку». А это почему-то кажется лишним, хотя понятно, конечно, что моноспектакль это все-таки не статичная литературная композиция.
Петр Фоменко предложил Людмиле Максаковой некую «этюдную композицию» в жанре «фарса-мелодрамы». Этюдным методом она, видимо, репетировалась. Но потом оказалось, что эта легкая и закономерная стыковка разноинтонационных эпизодов все же готова себя променять на традиционную «цельность действия». А разнообразные сценки из разных же возрастов и жизненных обстоятельств героини опять-таки стали иллюстрацией к основной теме «пропала жизнь». Да, фарсовые эпизоды отменно удаются Максаковой. Она с легкостью заправской комедиантки изображает то шепелявую девчонку, то высокомерную маркизу, то примерную жену, то несостоявшуюся любовницу. А вот с мелодрамой сложнее: «слезный жанр» все норовит подняться к трагедийным высотам, не вполне здесь уместным после всех этих актерских падений, прыжков, поддержек, переодеваний и прочего вполне виртуозного шутовства.
В какой-то момент Грасиела Максакова произносит фразу: «В моей жизни было все, кроме любви». То же самое можно сказать и по поводу спектакля. Здесь вроде бы соблюдены все пропорции и каноны. Не случилось лишь одного искреннего и непосредственного доверия к избранному жанру, когда ничего не нужно насильно изобретать, заставляя мозг работать куда интенсивнее сердечной мышцы. И то «легкое дыхание», которое в обязательном порядке упоминается при описании спектаклей Мастерской Петра Фоменко, вдруг превращается в глубоко-натужные вдохи-выдохи. А потому итоговой фразой многих рецензий становится название самого спектакля: «Как жаль »
Ирина Алпатова, «Культура», 22.12.2006