Шах белому королю
Что происходит с человеком, облеченным властью? Каким он может, а в идеале и должен быть, и каким ни при каких обстоятельствах не имеет права становиться, если хочет оставаться Человеком? Похоже, поиском ответов на эти вопросы Шекспир занимался всю жизнь, во всяком случае, в той ее части, которая была отдана творчеству. Разнообразие жанров, использованных им в качестве инструментов исследования, дало возможность изучить проблему в различных проекциях – от дерзкого площадного фарса и замысловатой комедии положений до масштабной исторической драмы и трагедии воистину античного накала.
Драматическое наследие Великого барда можно рассматривать как своего рода сводный кодекс чести властителя любого ранга. И самые страшные и жестокие в своей правдивости, безусловно, сконцентрированы в «Короле Лире».
Евгений Каменькович выбрал для постановки перевод Осии Сороки, сделанный в начале 90-х, предуведомив зрителя, что тот будет иметь дело со сценическим вариантом театра и что понимание пьесы было бы невозможным без всего корпуса переводов трагедии, начиная с XIX столетия. Острый, балансирующий на грани брани, очищенный от каких бы то ни было красивостей и иносказаний, текст Сороки возвращает звучание «Лира» к тем временам, когда это была животрепещущая, современная пьеса, одновременно опрокидывая ее в сегодняшний день и позволяя режиссеру обойтись без каких бы то ни было внешних ухищрений. И дело тут не в якобы возникшей «из ниоткуда» приверженности режиссера к минимализму, а в том, что цинизм происходящего не спрячешь.
Мстительный бастард Эдмунд (Андрей Миххалев) интригует против законного наследника вертопраха Эдгара (Юрий Титов) и предает отца – доверчивого графа Глостера (Томас Моцкус). Снедаемая страстью Гонерилья (Полина Кутепова) торопится сжить со свету собственную сестру (Серафима Огарева), а заодно избавиться и от постылого супруга – герцога Олбани (Алексей Колубков). Ловкий царедворец Освальд (Амбарцум Кабанян) умело использует противоборство сестер-соперниц для удовлетворения собственных каннибаловых амбиций. И откровения Эдмунда, Реганы или, скажем, ее мужа Корнуолла (Василий Фирсов) воспринимаются не как пыльный театральный прием реплики в зал, но как откровения ретивых пользователей соцсетей.
А запускает всю эту вакханалию подлостей, предательств и обмана король, которому надоела ответственность, сопряженная с властью, но дорожащий незначительнейшей из радостей, неотделимых от нее. Это старшие дочери видят в его свите из ста рыцарей боевой отряд, способный вернуть отцу его королевство, если он вдруг передумает. Для него же это всего лишь один из символов его личного превосходства. Карэн Бадалов в роли Лира – отнюдь не немощный старец, выпустивший державу из ослабевших рук. Он не утратил вкуса к жизни и хочет наслаждаться ею по максимуму, пока есть силы и живы желания. Тем фатальнее допущенная им ошибка. Это понимают и ироничный Шут (Александр Мичков), и непреклонный Кент (Юрий Буторин), и прямодушная Корделия (Дарья Коныжева). Все они в меру сил пытаются если не остановить ослепленного гордыней, но все равно горячо любимого монарха, то хотя бы предостеречь. Тщетно. Болезнь зашла слишком далеко.
Пространство, созданное Александром Боровским и Дамиром Исмагиловым, на первой же секунде вызывает в воображении образ операционной. Резкий свет мощных ламп, не дающих теням ни единого шанса. Строгая нагота лишенного привычных завес сценического закулисья. Слепящая белизна разделяемого между дочерьми «королевства» деревянной конструкции, соединившей в себе метафору «круга бытия» с аллюзией на старый добрый шекспировский «Глобус» (логично, если мир – театр, а люди в нем – актеры). Этот круг нарезан на ломти, узкие, как операционные столы, на которых виртуозные актерские ансамбли сменяют друг друга, как бригады хирургов во время сложной многочасовой операции. К слову, спектакль идет более трех с половиной часов.
Правда, в белом только королевское семейство, остальные, вне зависимости от степени знатности, в черном. Идея, воплощенная в костюмах Марией Боровской, беспощадна в своей прямолинейности: на одеянии правителя внимательному взгляду заметно малейшее пятнышко, и жизнь подданных тем беспросветнее, чем небезупречнее его белизна. И только Шуту, бесстрашному посреднику, курсирующему между двумя мирами, дозволено дерзить – и языком, и цветом костюма.
Впрочем, анатомия власти, изученная Шекспиром до тонкостей, не описывается только бинарной комбинацией правитель – вассал. Власть родителей над своими чадами впоследствии довольно быстро оборачивается своей противоположностью. Те, кто позволяет себя любить, держат на коротком поводке тех, кто горит любовью. Поэтому «Лир» в «Мастерской Петра Фоменко» получился – в лучших традициях этого театра – еще и спектаклем о любви, подлинной и притворной.
Из всех шекспировских творений «Лир» считается едва ли не самым безысходным. В финале девять жертв устилают своими телами разодранное на куски королевство. Оно остается на руках у герцога Олбани, дорого заплатившего за обретенную мудрость. И в этом залог того, что в осиротевшей Лировой державе наконец-то воцарятся порядок и благоденствие. По крайней мере, на то время, пока будет жива память об обезумевшем короле и трех его дочерях.
Источник: «Культура»
Драматическое наследие Великого барда можно рассматривать как своего рода сводный кодекс чести властителя любого ранга. И самые страшные и жестокие в своей правдивости, безусловно, сконцентрированы в «Короле Лире».
Евгений Каменькович выбрал для постановки перевод Осии Сороки, сделанный в начале 90-х, предуведомив зрителя, что тот будет иметь дело со сценическим вариантом театра и что понимание пьесы было бы невозможным без всего корпуса переводов трагедии, начиная с XIX столетия. Острый, балансирующий на грани брани, очищенный от каких бы то ни было красивостей и иносказаний, текст Сороки возвращает звучание «Лира» к тем временам, когда это была животрепещущая, современная пьеса, одновременно опрокидывая ее в сегодняшний день и позволяя режиссеру обойтись без каких бы то ни было внешних ухищрений. И дело тут не в якобы возникшей «из ниоткуда» приверженности режиссера к минимализму, а в том, что цинизм происходящего не спрячешь.
Мстительный бастард Эдмунд (Андрей Миххалев) интригует против законного наследника вертопраха Эдгара (Юрий Титов) и предает отца – доверчивого графа Глостера (Томас Моцкус). Снедаемая страстью Гонерилья (Полина Кутепова) торопится сжить со свету собственную сестру (Серафима Огарева), а заодно избавиться и от постылого супруга – герцога Олбани (Алексей Колубков). Ловкий царедворец Освальд (Амбарцум Кабанян) умело использует противоборство сестер-соперниц для удовлетворения собственных каннибаловых амбиций. И откровения Эдмунда, Реганы или, скажем, ее мужа Корнуолла (Василий Фирсов) воспринимаются не как пыльный театральный прием реплики в зал, но как откровения ретивых пользователей соцсетей.
А запускает всю эту вакханалию подлостей, предательств и обмана король, которому надоела ответственность, сопряженная с властью, но дорожащий незначительнейшей из радостей, неотделимых от нее. Это старшие дочери видят в его свите из ста рыцарей боевой отряд, способный вернуть отцу его королевство, если он вдруг передумает. Для него же это всего лишь один из символов его личного превосходства. Карэн Бадалов в роли Лира – отнюдь не немощный старец, выпустивший державу из ослабевших рук. Он не утратил вкуса к жизни и хочет наслаждаться ею по максимуму, пока есть силы и живы желания. Тем фатальнее допущенная им ошибка. Это понимают и ироничный Шут (Александр Мичков), и непреклонный Кент (Юрий Буторин), и прямодушная Корделия (Дарья Коныжева). Все они в меру сил пытаются если не остановить ослепленного гордыней, но все равно горячо любимого монарха, то хотя бы предостеречь. Тщетно. Болезнь зашла слишком далеко.
Пространство, созданное Александром Боровским и Дамиром Исмагиловым, на первой же секунде вызывает в воображении образ операционной. Резкий свет мощных ламп, не дающих теням ни единого шанса. Строгая нагота лишенного привычных завес сценического закулисья. Слепящая белизна разделяемого между дочерьми «королевства» деревянной конструкции, соединившей в себе метафору «круга бытия» с аллюзией на старый добрый шекспировский «Глобус» (логично, если мир – театр, а люди в нем – актеры). Этот круг нарезан на ломти, узкие, как операционные столы, на которых виртуозные актерские ансамбли сменяют друг друга, как бригады хирургов во время сложной многочасовой операции. К слову, спектакль идет более трех с половиной часов.
Правда, в белом только королевское семейство, остальные, вне зависимости от степени знатности, в черном. Идея, воплощенная в костюмах Марией Боровской, беспощадна в своей прямолинейности: на одеянии правителя внимательному взгляду заметно малейшее пятнышко, и жизнь подданных тем беспросветнее, чем небезупречнее его белизна. И только Шуту, бесстрашному посреднику, курсирующему между двумя мирами, дозволено дерзить – и языком, и цветом костюма.
Впрочем, анатомия власти, изученная Шекспиром до тонкостей, не описывается только бинарной комбинацией правитель – вассал. Власть родителей над своими чадами впоследствии довольно быстро оборачивается своей противоположностью. Те, кто позволяет себя любить, держат на коротком поводке тех, кто горит любовью. Поэтому «Лир» в «Мастерской Петра Фоменко» получился – в лучших традициях этого театра – еще и спектаклем о любви, подлинной и притворной.
Из всех шекспировских творений «Лир» считается едва ли не самым безысходным. В финале девять жертв устилают своими телами разодранное на куски королевство. Оно остается на руках у герцога Олбани, дорого заплатившего за обретенную мудрость. И в этом залог того, что в осиротевшей Лировой державе наконец-то воцарятся порядок и благоденствие. По крайней мере, на то время, пока будет жива память об обезумевшем короле и трех его дочерях.
Источник: «Культура»
Виктория Пешкова, «Культура», 13.03.2019