В тюрьме и без героя
К Фоменко на «Кутузовскую» народ ездить еще не привык. С тех пор, как самая молодая труппа Москвы вселилась в бывший кинотеатр «Киев», не прошло и полугода, и до сих пор новые свои подмостки «фоменки» обживали старыми спектаклями. «Варвары» первая премьера на новом месте.
Новый дом «фоменок» рядом с роскошными театрами Бульварного кольца тянет разве что на сравнение с «хрущобой». В рейтинге московских малых сцен эти их два зальчика (каждое на 80 мест) смело могли бы побороться за звание самых уродливых.
Представьте себе вытянутый приплюснутый пенал с низким потолком и пятью колоннами-обрубками разной формы посреди зала, на которые просто невозможно не наткнуться актерам. В «Варварах» Каменькович, судя по всему, решил сдаться пространству на милость и обыграть его уродство.
Мерзкий уездный городишко, тесный и некрасивый вот что такое место действия этих «Варваров». «Солнце всходит и заходит, а в тюрьме моей темно», напевают под гитару местные жители. Но не в музыке и не в приглушенных, камерных голосах актеров основной звук этого спектакля. Если послушать откуда-нибудь из фойе, то главное, что услышишь, топот. Громко стучат мужские сапожища и цокают дамские туфельки. Это все оттого, что персонажи то и дело пытаются разбежаться и тут же натыкаются на какой-нибудь угол или колонну. Видно, такова уж доля обитателей этого города-тюрьмы разбегаться, словно для полета, и тормозить через пару метров у стенки своей камеры.
Из-за каждого угла, из-за каждой колонны смотрит чей-нибудь глаз. Это аборигены подглядывают за приезжими. Инженеры, прибывшие строить железную дорогу, смахивают на каких-нибудь байкеров-рокеров все в черной коже, они стремительно взлетают на невысокую, эстраду, и любое их движение ловится тут в бинокль.
Сергей Тарамаев (Черкун) тот даже и в штанах кожаных. Здесь он полная противоположность себе прежнему, чего, видно, и добивался Каменькович. Тарамаев известен по спектаклям Сергея Женовача как актер мечтательный, открытый, обаятельный. Здесь он жесткий, сумрачный, колючий. Доказывает всем: умею и это. После того, как действительно доказывает, становится уже не так интересно.
Из женщин одна из самых удачных работ у Галины Тюниной (на снимке), которая делает свою Монахову декаденткой с вечной книжкой в руке и с пустым, мечтательным взором. Кажется, такая Монахова могла застрелиться в любой момент, не дожидаясь финала.
Каменькович ставит «Варваров» как «спектакль без героя». Режиссерскую фантазию не назовешь богатой, но постановщику удается важное вычертить и удержать в равновесии тот многоугольник, к которому так тяготеет драматургия Горького. Ведь горьковские пьесы не зря крайне редко называются по имени главного действующего лица, а почти всегда во множественном числе («Мещане», «Дачники», «Враги» или уж, в крайнем случае, «Егор Булычев и другие», «Достигаев и другие»). Главный козырь «фоменок» в умении наладить ансамблевую игру. Потому-то так и увлекательно на их «Варварах» следить за пятью-шестью ключевыми фигурами, создающими пространство спектакля. Человековедение увлекательная наука.
Новый дом «фоменок» рядом с роскошными театрами Бульварного кольца тянет разве что на сравнение с «хрущобой». В рейтинге московских малых сцен эти их два зальчика (каждое на 80 мест) смело могли бы побороться за звание самых уродливых.
Представьте себе вытянутый приплюснутый пенал с низким потолком и пятью колоннами-обрубками разной формы посреди зала, на которые просто невозможно не наткнуться актерам. В «Варварах» Каменькович, судя по всему, решил сдаться пространству на милость и обыграть его уродство.
Мерзкий уездный городишко, тесный и некрасивый вот что такое место действия этих «Варваров». «Солнце всходит и заходит, а в тюрьме моей темно», напевают под гитару местные жители. Но не в музыке и не в приглушенных, камерных голосах актеров основной звук этого спектакля. Если послушать откуда-нибудь из фойе, то главное, что услышишь, топот. Громко стучат мужские сапожища и цокают дамские туфельки. Это все оттого, что персонажи то и дело пытаются разбежаться и тут же натыкаются на какой-нибудь угол или колонну. Видно, такова уж доля обитателей этого города-тюрьмы разбегаться, словно для полета, и тормозить через пару метров у стенки своей камеры.
Из-за каждого угла, из-за каждой колонны смотрит чей-нибудь глаз. Это аборигены подглядывают за приезжими. Инженеры, прибывшие строить железную дорогу, смахивают на каких-нибудь байкеров-рокеров все в черной коже, они стремительно взлетают на невысокую, эстраду, и любое их движение ловится тут в бинокль.
Сергей Тарамаев (Черкун) тот даже и в штанах кожаных. Здесь он полная противоположность себе прежнему, чего, видно, и добивался Каменькович. Тарамаев известен по спектаклям Сергея Женовача как актер мечтательный, открытый, обаятельный. Здесь он жесткий, сумрачный, колючий. Доказывает всем: умею и это. После того, как действительно доказывает, становится уже не так интересно.
Из женщин одна из самых удачных работ у Галины Тюниной (на снимке), которая делает свою Монахову декаденткой с вечной книжкой в руке и с пустым, мечтательным взором. Кажется, такая Монахова могла застрелиться в любой момент, не дожидаясь финала.
Каменькович ставит «Варваров» как «спектакль без героя». Режиссерскую фантазию не назовешь богатой, но постановщику удается важное вычертить и удержать в равновесии тот многоугольник, к которому так тяготеет драматургия Горького. Ведь горьковские пьесы не зря крайне редко называются по имени главного действующего лица, а почти всегда во множественном числе («Мещане», «Дачники», «Враги» или уж, в крайнем случае, «Егор Булычев и другие», «Достигаев и другие»). Главный козырь «фоменок» в умении наладить ансамблевую игру. Потому-то так и увлекательно на их «Варварах» следить за пятью-шестью ключевыми фигурами, создающими пространство спектакля. Человековедение увлекательная наука.
Глеб Ситковский, «Вечерний клуб», 6.01.2000