Не теряя осанки
А. Гурней. «Любовные письма». Реж. Е. Каменькович. Театр Олега Табакова
К любовной тематике «Табакерка» подходит очень основательно и осторожно. На вершину не лезет, изучает подходы к этой самой вершине все то, что сопутствует, предшествует или является следствием, а то и обратной стороной любви. Это видно даже по названиям из репертуара: «Сублимация любви», или (с другой стороны) «Секс, ложь и видео», или (уже теперь) «Любовные письма».
«Письма» режиссер Евгений Каменькович поставил в соответствии с указаниями автора (американский драматург Альберт Гурней), записанными в контракте: « актер и актриса примерно одного возраста, сидящие за столом (в нашем случае Ольга Яковлева и Олег Табаков) актеры не смотрят друг на друга до самого конца, когда Мелисса может наблюдать, как Энди читает свое последнее письмо». А также в согласии с приоритетами Олега Табакова, которому дороже всех внятно выраженных, а то и явно выпирающих режиссерских концепций взаимодействие и взаимозависимость партнеров, их взаимное донорство.
«Любовные письма» история длиною в жизнь, прочерченная крупным пунктиром, эпистолярная любовь, полувековая проверка на искренность, сентиментальность. Двое пишут друг другу письма со второго класса (когда друзья выбираются по наитию и, как потом оказывается, на всю жизнь) до гробовой доски. Зависимость от родителей, бунт против них, поиски себя, ошибки беспомощной молодости, взаимные обиды и доверие, влюбленности, измены, дети, проблемы, муки творчества, взлеты карьеры, добропорядочные поздравления с Рождеством и соболезнования в связи с кончиной близких и все растущая уверенность, что самое главное в жизни именно в этих письмах. Которые давали все, чего недоставало в жизни. И которые крали смысл у всего, что происходило в жизни, обесценивая ее реальность. Борхес описал подобное положение вещей в печально-остроумном эссе о раздвоении «Борхес и я» один живет для того, чтобы другой мог писать свои книги, и эти книги оправдывают того, кто живет.
Олег Табаков играет так, точно сознательно посадил себя на строжайшую диету, резко ограничив зрителей в потреблении всех своих сочных актерских роскошеств, сжато и скупо. Под стать своему герою дисциплинированному американскому мальчику Энди, который запрятал глубоко внутрь мечту о любви, но тем самым сохранил ее на всю жизнь. Он почти не встает со своего стула, зарывшись в письма, но не теряя осанки. Тогда как Ольга Яковлева в роли стихийной девочки Мелиссы взбалмошной, свободной, пьющей, искренней, талантливой, непутевой словно не находит себе места: вскакивает, устраивается на столе, прячется под ним, свешивается со стула. Весь спектакль Табаков подчеркнуто и сознательно выполняет то, к чему подошел бы балетный термин «поддержка», держит структуру и ритм, служа огранкой для «бриллианта» по имени Ольга Яковлева. И - поскольку в бриллиантах разбирается получает от этого удовольствие. Ее игре наиболее адекватен перевод на поэтический язык «так играют алмазы, так играет река» (Б. Пастернак), далее по тексту.
Они читают свои письма на разных краях длинного стола, словно существуют на противоположных энергетических полюсах. Художник Александр Боровский уставил половину Энди дорогими письменными приборами, а половину Мелиссы завалил бутылками, фужерами, кисточками и карандашами, разделив их занавесом, который постепенно сдвигается, как шагреневая кожа: близость растет, а жизнь сокращается.
«Письма» режиссер Евгений Каменькович поставил в соответствии с указаниями автора (американский драматург Альберт Гурней), записанными в контракте: « актер и актриса примерно одного возраста, сидящие за столом (в нашем случае Ольга Яковлева и Олег Табаков) актеры не смотрят друг на друга до самого конца, когда Мелисса может наблюдать, как Энди читает свое последнее письмо». А также в согласии с приоритетами Олега Табакова, которому дороже всех внятно выраженных, а то и явно выпирающих режиссерских концепций взаимодействие и взаимозависимость партнеров, их взаимное донорство.
«Любовные письма» история длиною в жизнь, прочерченная крупным пунктиром, эпистолярная любовь, полувековая проверка на искренность, сентиментальность. Двое пишут друг другу письма со второго класса (когда друзья выбираются по наитию и, как потом оказывается, на всю жизнь) до гробовой доски. Зависимость от родителей, бунт против них, поиски себя, ошибки беспомощной молодости, взаимные обиды и доверие, влюбленности, измены, дети, проблемы, муки творчества, взлеты карьеры, добропорядочные поздравления с Рождеством и соболезнования в связи с кончиной близких и все растущая уверенность, что самое главное в жизни именно в этих письмах. Которые давали все, чего недоставало в жизни. И которые крали смысл у всего, что происходило в жизни, обесценивая ее реальность. Борхес описал подобное положение вещей в печально-остроумном эссе о раздвоении «Борхес и я» один живет для того, чтобы другой мог писать свои книги, и эти книги оправдывают того, кто живет.
Олег Табаков играет так, точно сознательно посадил себя на строжайшую диету, резко ограничив зрителей в потреблении всех своих сочных актерских роскошеств, сжато и скупо. Под стать своему герою дисциплинированному американскому мальчику Энди, который запрятал глубоко внутрь мечту о любви, но тем самым сохранил ее на всю жизнь. Он почти не встает со своего стула, зарывшись в письма, но не теряя осанки. Тогда как Ольга Яковлева в роли стихийной девочки Мелиссы взбалмошной, свободной, пьющей, искренней, талантливой, непутевой словно не находит себе места: вскакивает, устраивается на столе, прячется под ним, свешивается со стула. Весь спектакль Табаков подчеркнуто и сознательно выполняет то, к чему подошел бы балетный термин «поддержка», держит структуру и ритм, служа огранкой для «бриллианта» по имени Ольга Яковлева. И - поскольку в бриллиантах разбирается получает от этого удовольствие. Ее игре наиболее адекватен перевод на поэтический язык «так играют алмазы, так играет река» (Б. Пастернак), далее по тексту.
Они читают свои письма на разных краях длинного стола, словно существуют на противоположных энергетических полюсах. Художник Александр Боровский уставил половину Энди дорогими письменными приборами, а половину Мелиссы завалил бутылками, фужерами, кисточками и карандашами, разделив их занавесом, который постепенно сдвигается, как шагреневая кожа: близость растет, а жизнь сокращается.
Ольга Фукс, «Вечерняя Москва», 15.09.2000