Искушение золотыми идолами

В «Мастерской» Петра Фоменко состоялась премьера. В новом здании театра на набережной Шевченко мэтром поставлен спектакль «Бесприданница» по одноименной пьесе А. Н. Островского.

Зрительный зал Петр Наумович Фоменко в первой же сцене превращает в волжан города Бряхимово. «Народу-то», — судачат официанты, то глядя прямо в публику, то занимаясь своим непосредственным делом: опрыскивают воздух пульверизатором той дореволюционной фактуры с резиновой грушей, что прикреплена к флакону. Пшик-пшик-пшик. … Другой официант смотрит в подзорную трубу, установленную здесь же у ресторана. Питейное заведение явно не терпит убытков — стоит на самой высокой точке города, сюда сходятся его первые лица. Отсюда открывается наилучший вид на Волгу, на набережную с дефилирующими обывателями. С этой местной вершины видно, как идет «Ласточка» судовладельца Паратова в свой последний путь — разорившийся барин продает свою любимицу. Все это, правда, дорисовывает воображение. Декорация художника Владимира Максимова конкретна — город, который смотрит в зрительный зал, из ресторана, а мы, те, кто в зале, — всего лишь равнодушные очевидцы; соглядатаи трагедии, что разыграется на наших глазах.
Тут Фоменко лукаво глядит на нас, тут Петр Наумович, словно в тихой беседе вдруг так коварно тебя спрашивает: «А помните, актера N? Вы ведь о нем статью такую восторженную писали лет десять назад! Так он умер, в нищете. Не знали? На похоронах-то никого не было…». Не по себе от этого взгляда. Чего только на наших глазах не разыгрывалось? Какой жестокости мы не становились свидетелями? Рушились судьбы, обрывалась жизнь, одни умирали в отчаянии и нищете — других пристально убивали из оптического ружья, третьи бесследно исчезали, закопанные в яму на чужбине…. Ой бы, такой мартиролог составить…. Но мы соглядатаи, все, или почти все, научились наблюдать издалека. Вот оно, времечко, выражаясь словами чеховского героя — «сплошной индеферентизм». Фоменко, кажется, ставит спектакль о том, как вдруг все мы естественно и органично научились жизнь воспринимать как зрелище. Катастрофически истончается потребность даже не в духовном, а просто в душевном. Человек в зародыше теряет свою человечность. Если уж деньги начинают управлять чувством к прекрасной женщине у такого плейбоя как Паратов, то, что говорить о других. ..
Но вот любит ли Паратов Ларису в спектакле «фоменок» — большой вопрос.
Он ведь в стае этих золотых идолов — Кнурова и Вожеватова, с ними заодно.
Он участвует в низком заговоре против первой красавицы и первой бесприданницы, барышни Ларисы Огудаловой, которой был между тем увлечен, увлечен страстно и бежал от нее, а теперь — в связке с местными бряхимовскими авторитетами задействован подло. Тут в душе героя мешается все: и уязвленное самолюбие первого красавца на деревне, кото-рый оскорблен тем, что Огудалова выходит замуж, не дождавшись его — любимого. Превыше всякой досады и ревности — чувство, что ты сам стал товаром, ведь Паратов — зеркальное отражение Ларисы, он тоже без приданого, и вынужден назвать свою продажную цену! и продает себя, разорившегося барина со сладкой мордочкой для брака с миллионной невестой. Тут нужна сатисфакция. Вот откуда гонор продажи. Он мужик! Любую уведет! Жертвой этих притязаний цены и становится несчастная бесприданница. Торг диктует человеку-товару участь судьбы купли-продажи. И у Фоменко Паратов еще гаже дружка детства Васи Вожетова, который просто разыгрывает с нуворишем Кнуровым бесприданницу в монетку. Паратов — премьер без гардероба. Его к торгу за Огудалову и не подпускают — такой сошке тут не место, брысь! нет у него купеческого слова, поскольку капиталу нет! Все, что касается разоблачения этого мачо, Илья Любимов играет почти виртуозно и все же увлекается отрицанием. Но ведь и в Паратове живет душа, и его сердце дрожит, когда он отказывается от Огудаловой!
Так почему же наша душа не замирает в этой сцене?
Почему так равнодушно актер совершает признание любимой им женщине, что и он продан? Ведь тут-то Паратов искренен, и понятно, чего ему стоит такая искренность! Хоть чуть-чуть, примерить бы актеру на себя такое откровение. .. Ведь здесь его герой прощается не только со свободой — в перспективе Сергей Сергеевич муж при болонке, он - бывший судовладелец, бывший гусар и богач. Тут Паратов должен прощаться с собой, а мы должны видеть корчащиеся метаморфозы этого страшного преображения: был человек — не стало. Продаваться, господа, ведь страшновато, или мы уже этого совсем не боимся? Или нет покупателей?
Один только небогатый чиновник Карандышев, решивший жениться на первой красавице Бряхимова, — только он у Петра Фоменко без вины виноватый, единственный, кто любит Ларису, потому что в его чувстве к ней нет ни капли корысти — он любит и хочет быть любимым. А кто ж этого не хочет?
Фоменко возвышает Карандышева. Он местный интеллигент. Так случается, что и неприметные граждане влюбляются в первых красавиц города. И этот неприметный, очкастый, почти человек в футляре, сближается у Фоменко с такими героями Островского как Петя Мелузов, как Жадов. Не понимает такой Карандышев, глядя на въезд разорившегося триумфатора Паратова в город, почему все сошли с ума: народ валом валит встречать, цыгане тут как тут! Нет, не ревность говорит в чиновнике, а разум, естественное чувство элементарной справедливости! Что случилось? И когда так грамотно его разводит Паратов, прибывая, яко Антоний к Клеопатре, к Огудаловой, так мастерски упаивает Карандышева, чтобы последний попал в капкан заговора толстых, — незадачливый жених упивается, изрекает напыщенные пьяные глупости. И ему чиновнику хоть чуть-чуть захотелось стать Паратовым. Карандышев дает слабину, как принявший на грудь, но Паратов — то в трезвом уме. Однако, кажется, что актер Евгений Цыганов пока только повторяет рисунок, прочерченный мастером. (Не считая последней сцены, а она столь блистательно выстроена Фоменко, что можно и не стараться играть, нет пока ни процесса роли, ни беспокойной подробности хотя бы в одном эпизоде у актера в роли Карандышева).
Что ж, и Полина Агуреева в роли Огудаловой тоже пока не справляется с режиссерской задачей. Актриса потеряла то, чем обладала. Кажется, она стала сомневаться в том, что простота чувствований и непосредственность их выражений — ее дар. Этот еще неокрепший талант вдруг реши-лась играть с умом, с концепцией, с планом, а на деле бежит не в свои даже, а чужие штампы от Чулпан Хаматовой до Галины Тюниной.
И хочется в сердцах брякнуть: «Ребята, что вы делаете? Дорожите мастером. Вы зачем таскаете свои лица по телесериалам, сомнительным проектам?!». Оно понятно, съемочный день у кого-то 1000, а у кого и 2000 тысячи баксов. Но если вы сами превращаете себя в такой товар, то не стоит удив-ляться, что когда пробивает час усомниться в торжестве золотого тельца, то откликнуться на задачу окажется нечем. Будем надеяться, только пока…