Безопасная война полов
Вначале были сотни винных пробок, рассыпанных по полу. Они были похожи на что угодно: например, на морскую гальку, но только не на собственно пробки. Пока старый капитан Шотовер (Карэн Бадалов стремительный и точный, как пушкинский рисунок) не вытащил зубами пробку из очередной бутылки. И не плюнул ею со своего «капитанского мостика» анфилады на втором этаже.
Зал расхохотался, а образ странного, запущенного, «богемного» дома-корабля, где попраны приличия, оказался нарисован одним штрихом. (Уж не знаю, кто придумал этот штрих художник Владимир Мартынов или режиссер Евгений Каменькович). Каждый, кто попадает в этот дом, в буквальном смысле теряет почву под ногами.
Многолюдная и многословная пьеса Бернарда Шоу, этакий английский «Вишневый сад» выбор рискованный. Шоу писал ее четыре года начал в 1913-м, «когда о том, что орудия уже заряжены, знали только профессиональные дипломаты да немногие увлекающиеся внешней политикой дилетанты». А закончил в 1917-м и только через два года издал.
Авторы спектакля предложили свое время действия 3 сентября 1916-го, когда над Англией пролетело рекордное количество немецких «цеппелинов» и было сброшено особенно много бомб.
Напомним, действие в «Доме, где разбиваются сердца» (а это метафора «всей культурной и праздной Европы накануне войны»), вся эта тьма остроумных и безжалостных диалогов, сдирания масок, прозрений, откровений, отрезвлений, заканчивается ночной бомбежкой, во время которой, видимо, гибнут два самых несимпатичных персонажа.
А для уцелевших обитателей «Дома» эта бомбежка как камень, брошенный в болото. Несколько секунд адреналинового допинга и снова болото затягивается ряской. «И до чего же опять стало невыразимо скучно», констатирует один из героев после того, как часть анфилады эффектно рушится, а огромная скульптура с открытым в немом крике ртом (некогда украшавшая нос корабля) опасно зависает прямо над зрителями.
Впрочем, «фоменки» играют не про мир на краю пропасти Не про приговор деморализованным «лишним» людям, наделенным умом, фантазией, культурой, но начисто лишенным воли к поступку. Они играют в свою фирменную игру войну полов, изящную и не смертельную. Ведь все ее бастионы, стратегия и тактика защищены броней иронии и благоприобретенного аристократизма.
Ну в каком еще театре сможет с таким ироничным изяществом носить (а при поцелуе закручивать на ухо или вовсе сдирать) свои роскошные усы-«канделябры» прирученный красавец-муж Гектор Хешебай (Илья Любимов)? Где еще с такой воздушной грацией пробалансирует на пробках опьяненная флиртом леди Эттеруорд (Полина Кутепова)? С такой русалочьей загадочностью расставит свои сети прозорливая Гесиона Хешебай (Наталья Курдюбова)? Однажды она начнет свою охоту за одним мужчиной прямо на теле другого, и оно, под натиском бойцов гендерного фронта, мешком сползает и сползает вниз. Так умеют только «фоменки»! Флирт вместо страсти. Ирония вместо пафоса. Отточенное совершенство вместо поисков нехоженых троп. Отменный вкус вместо боли. Как это, в сущности, удобно, приятно. И как хочется большего от этого театра, который уже внушил столько к себе любви, что теперь к нему привыкли относиться с особым пристрастием.
Зал расхохотался, а образ странного, запущенного, «богемного» дома-корабля, где попраны приличия, оказался нарисован одним штрихом. (Уж не знаю, кто придумал этот штрих художник Владимир Мартынов или режиссер Евгений Каменькович). Каждый, кто попадает в этот дом, в буквальном смысле теряет почву под ногами.
Многолюдная и многословная пьеса Бернарда Шоу, этакий английский «Вишневый сад» выбор рискованный. Шоу писал ее четыре года начал в 1913-м, «когда о том, что орудия уже заряжены, знали только профессиональные дипломаты да немногие увлекающиеся внешней политикой дилетанты». А закончил в 1917-м и только через два года издал.
Авторы спектакля предложили свое время действия 3 сентября 1916-го, когда над Англией пролетело рекордное количество немецких «цеппелинов» и было сброшено особенно много бомб.
Напомним, действие в «Доме, где разбиваются сердца» (а это метафора «всей культурной и праздной Европы накануне войны»), вся эта тьма остроумных и безжалостных диалогов, сдирания масок, прозрений, откровений, отрезвлений, заканчивается ночной бомбежкой, во время которой, видимо, гибнут два самых несимпатичных персонажа.
А для уцелевших обитателей «Дома» эта бомбежка как камень, брошенный в болото. Несколько секунд адреналинового допинга и снова болото затягивается ряской. «И до чего же опять стало невыразимо скучно», констатирует один из героев после того, как часть анфилады эффектно рушится, а огромная скульптура с открытым в немом крике ртом (некогда украшавшая нос корабля) опасно зависает прямо над зрителями.
Впрочем, «фоменки» играют не про мир на краю пропасти Не про приговор деморализованным «лишним» людям, наделенным умом, фантазией, культурой, но начисто лишенным воли к поступку. Они играют в свою фирменную игру войну полов, изящную и не смертельную. Ведь все ее бастионы, стратегия и тактика защищены броней иронии и благоприобретенного аристократизма.
Ну в каком еще театре сможет с таким ироничным изяществом носить (а при поцелуе закручивать на ухо или вовсе сдирать) свои роскошные усы-«канделябры» прирученный красавец-муж Гектор Хешебай (Илья Любимов)? Где еще с такой воздушной грацией пробалансирует на пробках опьяненная флиртом леди Эттеруорд (Полина Кутепова)? С такой русалочьей загадочностью расставит свои сети прозорливая Гесиона Хешебай (Наталья Курдюбова)? Однажды она начнет свою охоту за одним мужчиной прямо на теле другого, и оно, под натиском бойцов гендерного фронта, мешком сползает и сползает вниз. Так умеют только «фоменки»! Флирт вместо страсти. Ирония вместо пафоса. Отточенное совершенство вместо поисков нехоженых троп. Отменный вкус вместо боли. Как это, в сущности, удобно, приятно. И как хочется большего от этого театра, который уже внушил столько к себе любви, что теперь к нему привыкли относиться с особым пристрастием.
Ольга Фукс, «Вечерняя Москва», 20.06.2005